Перед падением - Ной Хоули (2017)

Почти всю дорогу домой Элеонора молчит. Дуг, сидящий за рулем, погружен в вычисления. Незаметно для самого себя он выкуривает вторую половину пачки сигарет.

— Мне кажется, таунхаус надо оставить. Верно? — говорит он наконец. — Он ведь в хорошем месте. А вот насчет дома на острове не знаю.

Элеонора ничего не отвечает. Она откидывает голову назад и смотрит на мелькающие сбоку верхушки деревьев.

— А вот дом в Лондоне — это, должно быть, круто, — продолжает гнуть свое Дуг. — Но вряд ли мы часто будем туда ездить. Я хочу сказать, что могли бы и продать его. А если когда-нибудь захотим отправиться в Лондон, всегда можно будет остановиться в отеле.

Дуг довольно почесывает бороду, словно скопидом из детской сказки, которому внезапно удалось разбогатеть.

— Это деньги Джей-Джея, — говорит Элеонора.

— Верно, — соглашается Дуг. — Но ведь ему всего четыре года, и…

— Дело вовсе не в том, чего хотим мы.

— Я понимаю, дорогая. Но ты ведь знаешь, мальчик привык к роскоши, порядком избалован. А мы теперь его опекуны, и…

— Не мы, а я.

— Разумеется, формально так оно и есть, но ведь мы с тобой семья.

— С каких это пор?

Дуг поджимает губы, и Элеонора чувствует, что он с трудом сдерживается, чтобы не ответить резкостью.

— Ладно, ладно, возможно, я вел себя немножко не так, но я ведь тоже пережил потрясение. Все это очень тяжелая история, и для тебя, само собой, тоже. То есть для тебя в первую очередь, это понятно. Но я хочу сказать, что уже пришел в себя. — Дуг кладет ладонь на плечо Элеоноры. — Так что я в этом деле с тобой.

Элеонора чувствует его взгляд, боковым зрением видит улыбку на лице Дуга, но не смотрит на него. В этот момент ей, пожалуй, еще более одиноко, чем когда-либо раньше.

И все же она больше не одна.

Теперь она — мать.

Она больше никогда не будет одинокой.

Картина № 2

Если смотреть на центральную часть триптиха, вполне можно убедить себя в том, что все в полном порядке и в произведении нет ничего необычного. Изображенная на переднем плане девушка, видимо, решила прогуляться по кукурузному полю. На вид ей лет восемнадцать. На лицо ее упала прядь волос. Она глядит с полотна прямо на того, кто смотрит на картину. Впечатление такое, будто девушка только что вынырнула из лабиринта высоких кукурузных стеблей. Небо над полем свинцово-серое, однако стоящая на краю зеленого моря девушка освещена оранжевыми лучами закатного солнца. Из-за них кажется, будто на ее щеках играет лихорадочный румянец. Одну руку она поднесла к лицу, прикрывая глаза, словно козырьком.

Именно цвет солнечных лучей привлекает внимание, заставляя того, кто смотрит на картину, задаться вопросом: «Каким образом художнику удалось передать его, а вместе с ним предгрозовое состояние природы?»

Слева от картины, отделенное от нее всего лишь дюймом белой стены, висит еще одно полотно таких же размеров. На нем изображен фермерский дом. Он стоит в дальнем конце большой лужайки. Благодаря перспективе дом по сравнению с девушкой на соседней картине кажется совсем маленьким. Двухэтажное строение со скошенной крышей обшито гладко оструганными и выкрашенными в красный цвет досками. Ставни на окнах закрыты. Если приглядеться, можно рассмотреть люк погреба, вырытого в земле на случай сильной бури. Он откинут, под ним открывается темная четырехугольная яма. Из нее высовывается мужская рука. Хорошо виден белый рукав рубашки. Можно заметить, что пальцы руки сжаты на ручке с внутренней стороны люка, выполненной в виде веревочной петли, а сама рука явно напряжена. Непонятно лишь одно, что именно делает человек: открывает люк или закрывает его?