Знатные распутницы - Бенцони Жюльетта (2000)

– Он поэт, и у него самые красивые в мире ноги! – ответила княгиня, у которой была страсть к мужским ногам. – Вы, видимо, забыли, что император заставил меня уступить моего маленького Боленкура этой ядовитой змее – моей невестке Жюли – и теперь у меня нет камердинера.

Мадам де Барраль скрыла улыбку. В Париже все знали, что у камердинеров Полины были двойные обязанности и что Наполеон следил за тем, чтобы симпатичные молодые люди не очень надолго у нее задерживались. Любопытно, сколько времени у нее продержится этот, если он получит эту должность…

Когда на следующее утро Огюст де Форбэн появился у Полины, он с удивлением увидел, что в салоне принцессы находилось не более трех, четырех персон. Кроме нее самой, там были мадам де Барраль и другая, только что прибывшая почтенная дама, – мадам Шамбудуэн.

И без того застенчивый, он совсем смутился, когда пленительная княгиня приняла его в неглиже.

Грациозно лежа на диване в накидке из белого муслина, который был настолько прозрачен, что просвечивало розовое тело… и еще кое-что.

Полина приняла молодого человека с сияющей улыбкой, предложила ему сесть рядом со своим канапе и продолжила беседу с дамами.

Огюст де Форбэн спокойно созерцал все прелести принимавшей его хозяйки дома: грацию ее шеи, округлости плеч. Он нашел ее еще более прекрасной, чем на балу у Альдобрандини, где увидел ее впервые. Тогда бальное платье скрывало то, что он увидел через муслин.

Его спокойствие, которое он сдерживал с огромным напряжением воли, подверглось еще большему испытанию, когда, замаскированная обоями дверь открылась и из нее вышел огромного роста черный слуга, одетый в ярко-красную ливрею.

– Ах, – воскликнула принцесса, – это же Пауль! Сейчас я приму ванну!

Гибкая, как змея, она соскользнула со своего шезлонга, поднялась и сбросила свой наряд из муслина, представ перед глазами своих гостей обнаженной, как Ева перед грехопадением. Бедный Форбэн был настолько смущен, что закрыл глаза, чтобы не лишиться чувств. Когда он открыл их вновь, то увидел, что огромный негр взял Полину на руки и отнес ее в серебряную ванну, стоявшую в соседней комнате. Мадам де Барраль находилась в той же комнате, тогда, как остальные присутствовавшие, привыкшие к этим сценам, спокойно продолжали беседовать так, будто ничего не случилось. Однако Форбэн, ослепленный, полностью сбитый с толку, с бешено стучавшим сердцем, не мог успокоиться. Никогда июль не был для него таким жарким месяцем!

Спустя полчаса Пауль вновь внес Полину в комнату, облаченную в муслин. Улыбающаяся и свежая, как роза, она опять погрузилась в подушки.

Но сюрпризы для бедного Форбэна на этом не кончились, поскольку именно в тот момент, когда он был готов сказать этой современной Цирцее несколько поэтических комплиментов, она вдруг повернулась к мадам Шамбудуэн, воскликнув:

– У меня замерзли ноги!

Тотчас, не обращая никакого внимания на окружающих, знатная дама распахнула свое платье, обнажив груди, и опустилась перед Полиной на ковер, та со вздохом наслаждения положила свои голые ноги между роскошными грудями подруги.

– Это старый обычай, который я переняла у негритянок в Санто-Доминго! – с очаровательной улыбкой объяснила Полина графу. – Великолепное ощущение!

Форбэн не усомнился в этом ни на секунду, но уже почти не владел собой. Открывшиеся ноги принцессы так поразили его своей красотой, что привели его и без того возбужденные чувства в полное смятение. В состоянии, близком к трансу, он принял приглашение на ужин, состоявшийся в тот же вечер на вилле принцессы.