Дом близнецов - Анатолий Королев (2016)

— Августин Блаженный, — вмешался князь, — писал, что вопрос о том, что было до создания мира, если он был создан точное количество лет назад, не задаваем, и что для людей, кто все же задает подобные вопросы, Господь приготовил ад.

— Да, князь, Августин считал, что время было создано вместе с мирозданием. До начала начал никакого времени не было. Ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Я с этим согласен, и ад мне не грозит. Мой вопрос намного проще и глупее: господа, где располагалась ваша точка сингулярности? Или уж совсем просто: было ли у нее в принципе место? Место как место для проявления явления.

Для физиков этот вопрос абсурден: что значит где? Да нигде! Какая разница где? Когда нет самой вселенной, говорить о ее местонахождении глупо. И все-таки мы рискнем быть глупцами, потому что еще никто не отменял прозрение Аристотеля: любое явление состоит из двух фаз — потенции и актуальности. Действительность есть реализация некой возможности. И, следовательно, эту потенциальную точку мы должны поместить не в никуда, а в некое условное место рассвета. Поместить в то и туда, что предшествует эманации, или в бездну. Как видите, мысль ищет подходящее слово для этой рани пред-существования. Слово «бездна» есть и у египтян, и у ассирийцев, и у иудеев. Итак, для точки предстоящего взрыва нужна хотя бы «бездна». «Бездна» от никуда и ничего отличается всего лишь одним свойством: она является необходимым условием для реализации актуальности.

Что такое бездна, не очень понятно, но это сейчас не важно. Бездна то, что предшествует всему. Бездна! О существовании этой бездны согласным хором говорит вся мудрость мира.

Итак, пользуясь воображением, каковое не отменял даже господин Хокинг, мы помещаем эту потенциальную точку в ту самую бездну. И как только мы поместили ее в никуда и в нигде, как только мы совместили эти две половины одного условия в логический посыл, сразу становится ясно, что та самая бездна и есть та самая точка, в которой полностью разместилась точка начала за миллисекунду до взрыва. Ура!

Смотрим дальше. Миллисекунда прошла, за ней еще одна, прошло еще сто миллисекунд, а Большого взрыва не происходит. Но почему, черт возьми, ничего не взрывается? Почему? А потому что ни бездна размером с точку, ни точка размером с бездну не имеют места для проявления себя. Вот что значит это великое словно. Бездна есть то, у чего нет дна, нет места для днища, нет опоры, чтобы прибыть и пребывать.

Правда, о таком пустяке, как место, технари не очень задумываются. И все же, неохотно заметив эту неувязку, они поступили точно так же, как египтяне, которые, озарив бездну светом мысли и разглядев бесконечную безвидную водную гладь океана Нун, стали искать место опоры для бога, место для начала всего и — ага! — заметили первый холмик опоры, восставший из хаоса. Этот холмик, куда Амон твердо поставил ногу, ничем не хуже мысли Фридмана о начальном нуле или предположения Эйнштейна о том, что во времени должно существовать точка начала. Начало не удалось проигнорировать даже самому Хокингу, черт возьми, оно все-таки лучше, чем идиотическая идея о том, что мир существует вечно.

Между тем прошла уже тысяча миллисекунд, а взрыва все нет и нет. Почему? Потому что господин Хокинг и его друзья, согласившись, что начало у времени, видимо, все-таки должно быть, не позаботились хотя бы о самом маленьком местечке для размещения маленького Большого взрыва.

Что ж, возвращаемся снова туда, где мы мысленно стартовали за миллисекунду до рождения мира, для которого нужно место.

Спросим так: чем условная миллисекунда до Большого взрыва отличается от миллисекунды после большого взрыва, когда все стало меняться? Думаю, она ничем не отличалась. Но сказать так, не значит объяснить. Два разных ответа убивают друг друга, а три ответа убивают вопрос.

Ответы о месте отбили у места охоту себя объяснять. Место стало загадкой.