Дом близнецов - Анатолий Королев (2016)

Дама в полумаске тут же отобрала у проказницы игрушку и велела сидеть ровно и не болтать ногами.

Кукла в ответ скорчила рожицу, но подчинилась.

А хозяин говорил любопытные вещи:

— Итак, прежде чем перейти к разговору о Блеске, добавим застолью капельку воображения. Друзья, русские, европейцы, немцы, один чех, один англосакс и один иудей — все мы сбежали от проблем с евро и Евросоюзом, от ожидания конца света по календарю майя и прочего хаоса в блаженную паузу между двумя войнами. Притворимся богами. Забудем про век двадцать первый! На дворе 1927-й год! Первая война кончилась девять лет тому назад. О второй еще никто не догадывается. Европа в кризисе. Германия в упадке. У власти президент Гинденбург. Гитлер сидит в тюрьме за мюнхенский путч. И хотя он уже написал «Майн Кампф», немцы его не знают. Тоже, кстати, будущий самоубийца. Зато какой расцвет творческой силы. Не так ли, дружище Гай?

— Еще бы! — подхватил тезис хозяина молодой бородач в авиашлеме. Ив Танги в двадцать седьмом написал свой шедевр из орущих капель «Мама! Папа ранен!».

— Фуй, — сказали близняшки, — это не про папу.

— А Гессе выпустил в свет «Степного волка», — поддакнул писатель Протей, жилистую шею которого Валентин сравнил с выей старого индюка.

— Барток написал балет о чудном мандарине, — бросила реплику фотограф, продолжая ползать по-пластунски и щелкать камерой.

— Виктор, — веско вмешался хасид, — добавь сюда Хайдеггера. «Бытие и время» напечатано как раз в двадцать седьмом. Ум немца догнал гений Раши.

— А еще, — важно объявила Кукла, загибая пальчик, — в ту зиму появились елочные игрушки из ваты, раз, под елку поставили большого деда мороза, два, и сделали елочных зайчиков из картона, три. Их зовут дрезденские зверьки.

— Умница, — рассмеялся фон Борисс, — первый раз слышу.

Маска поощрительно чмокнула девочку в лоб. Князь позвонил в колокольчик. Лишь один Фарро оставался безучастным и вялым, как кусок сырого теста, забытый поваром на кухонном столе.

Метрдотель церемонно выкатил в зал ресторанную тележку, а два официанта споро расставили блюда, на которых сияли гранями льда разные причудливые фигуры, составленные из зеркальных шаров, кристаллов, призм в духе тех, что рисовал Босх на своих изображениях рая.

— Ой, папа, но мы ж-жутко голодны! — накуксилась Герда.

— Я бы съела ростбиф, — капризно потыкала пальцем в несъедобную геометрию Магда.

— Потерпите, дурехи. Еда будет только в финале. А сейчас мы будем питаться блеском.

Тут замигал рыжий глаз рации.

— Тишина. — Хозяин поднял руку.

Связист поправил наушники и стал что-то быстро записывать на бланке. После чего встал и доложил:

— Господа, получена радиотелеграмма. Читаю. Герда, перестань заигрывать с доном Клавиго, твоя выходка с родинкой просто вульгарна.

— Это Клара! Тетя Клара! — захлопала Герда в ладоши.

— Да, — кивнул связист, — подпись: твоя тетя Клара.

Валентин не стал даже обдумывать, каким-таким образом неизвестное лицо узнает, что происходит за столом князя, находясь, скажем, за сто километров. Это, конечно, фокус. Предварительный сговор. Тетя Клара такая же фикция, как и эта полевая рация, и этот ряженый солдатик-связист. Даже его веснушки наверняка работа гримера.

Метрдотель расставил порции света. Перед Валентином сияла ломким светом композиция из трех кристаллических фигур, сложенных в пирамиду и увенчанных сверкающим набалдашником. Оказалось, вдобавок, что каждое блюдо подсвечивается лучом с потолка галереи. Так обычно устроен потолок над танцполом в ночных диско-барах, где важно, чтобы стробоскопический свет для всех не гасил твой частный угол…

Этот луч придал кристаллам особое магическое сияние.

Сразу стало ломить виски.