Я уже кричала. Чтобы я не говорила себе, но на такие жертвы не готова. Не хочу боли, не хочу унижения, плакать от безысходности и губы кусать тоже не хочу. И умирать. Впервые за последние годы мне не хочется умереть. Максим посмотрел на меня. Он спокоен, только на шее бьётся жилка, уходящая под воротник белоснежной рубашки. Это свидетельство того, что и он волнуется, хотя и не хочет показывать этого, меня немного отрезвляет.

– Доверься мне, – просит он. – Мне самому все поперёк горла.

Легко сказать – доверься. Особенно, когда жизнь сделала все, чтобы вбить – верить можно только самой себе. И то с опаской. Я откидываюсь на сиденье, перевожу дыхание, закрываю глаза. Макс - мой муж. Он самый близкий мне из всех миллиардов людей, населяющих землю. И самый чужой. Продержалась я несколько секунд, глаза открыла. Улица, на которой стоял особняк Игната, спускалась к морю. Мы свернули с неё и поехали выше. Перевела дыхание, хотя это ни о чем не говорит. Деревья подступили вплотную к дороге, мы поднимались в гору. Дома встречались все реже, хотя наверняка, мы все ещё в том же посёлке. Наконец, мы остановились у очередного высокого забора, здесь все прятались за такими. Ворота тоже были глухими, ни щелочки. Макс нажал на кнопку и они поехали в стороны. Не знаю, что я хотела бы увидеть за воротами, но вижу обычный, в меру ухоженный, сад. Вспоминаю, что я человек, а людям нужно постоянно дышать, и что такими темпами могу запросто умереть от удушья просто переволновавшись, хрипло втягиваю в себя воздух.

Ворота закрываются за нами, мы едем вперёд. Участок не такой огромный, как у Игната, но в нем больше жизни. Видно, что здесь живут, а не гонятся за красотой. Пара минут - и мы уже перед домом. Он в два этажа, но совсем не большой. Уютный, тёплый. Максим снова курит, я понимаю, что поездка окончена, все, приехали. Выхожу. Газон неплохо бы постричь, ноги утопают в траве. Хотя и так хорошо. Я делаю несколько шагов, оглядываюсь. У подножия дерева, которое растёт в нескольких метрах от дома, лежит мяч. Забытый, пока, до следующей игры, ненужный. Что-то хрустит под моей ногой, я наклоняюсь и поднимаю крошечную машинку. Мальчики, которым ещё нет семи, играют такими? Я иду дальше, единственное, что слышу – шум своего сердца. Оно грохочет как сумасшедшее, того и гляди просто разорвется. На длинной террасе, что тянется вдоль первого этажа, лежит велосипед. Я хочу подняться по ступеням, но вдруг понимаю, что ноги не несут. Растерянно смотрю вниз. Вот же они, мои ноги, на месте, как всегда. Отчего же отказываются шагать? В голове тонко звенит, я мотаю головой, понимая, что и вправду ничего не слышу. Должно, как минимум, море шуметь, оно же рядом. Макс подходит, его рот открывается, он что-то говорит. Но я не смотрю на него, я смотрю на велосипед. Отрываю ногу от земли – она будто тонну весит. Делаю шаг. И струна, которая натягивалась, удерживая меня на краю, вдруг с тонким звоном лопается и меня накрывает вязкая темнота. Из неё меня вырывают достаточно не деликатно – Макс шлепает меня по щекам. Что-то говорит мне, но я снова не слышу, я сосредоточена на том, чтобы дышать. Из воздуха внезапно исчез весь кислород. Я вдыхаю полной грудью, но умираю от удушья. Наконец, мне на лицо льется холодная вода, я вскрикиваю и прихожу в себя. Размазываю воду по лицу, радуясь, что это не слезы. Сажусь. Струйки воды стекают под блузку, поднявшийся ветер холодит кожу. Я поднимаюсь, покачиваясь. Сначала на четвереньки, потом встаю. К локтями и коленям прилипли крошки земли и травинки. Меня чуть пошатывает, но я отталкиваю руку, которую подает мне Макс. Не хочу его касаться.

– Его здесь нет, – слышу я, когда его голос наконец пробивается сквозь вакуум, в котором я пребываю.