Остаться человеком - Нидейла Нэльте (2017)

Не сказать, чтобы у Антера лицо было довольное, но тут я напарника поддерживаю. Техника лишней не будет.

Антер

Тали убегает наверх, провожаю взглядом тонкий силуэт. Мы с Марком спускаемся в подвал. Пытаюсь сообразить, чего он от меня ждёт. То ли правда "учить" надумал, то ли проверить что-нибудь хочет. И как себя с ним вести — тоже не до конца представляю, помню ещё, как на скамеечке у стеночки сидел.

Едва заходим — заносит руку, проводит молниеносный удар, на секунду теряюсь, пытаюсь понять побуждения. Удар приходится в челюсть, чуть смягчаю поворотом головы, но уйти уже не успеваю.

— И что это было? — спрашивает. — Ты почему не защищаешься?

— Рефлексы, — бурчу, потирая будущий синяк. Хозяева как-то не любят, чтобы рабы защищались или хотя бы уклонялись, долго в меня это вбивали. Молчу, конечно, Марк секунду смотрит.

— Слушай, друг, — говорит этот странный… ну, наверное, нормальный, наверное, это я для него странный, человек. Друг, надо же. Давно меня так не называли. — Ты должен быть готов в любой момент отвести удар, если мы собираемся здесь сражаться.

Он не понимает. Не понимает, что с чипом невозможно отвести удар. Непреоборимая волна, которая накрывает…

— Ты меня слушаешь? Или делаешь так, как хочет Талька — то есть валишь с треклятого Тарина и дожидаешься её там, избавляешься от чипа, получаешь вольную… Или остаёшься с нами здесь и вспоминаешь, как сражаться! И, в конце концов, ты мужик, так что выбор за тобой. Чего бы она там ни хотела.

— Ты не понимаешь, — стискиваю зубы. — Всё бесполезно, пока эта дрянь сидит в моей голове. Они не станут сражаться с рабом, зачем? Ты ни разу не видел, да? Иди, нажми на кнопку.

— Я видел схемы и характеристики, — тихо отвечает. — Всё понимаю. Мы этот вопрос решим. Пока что никто на твои кнопки не нажимает. Вот и выбивай из себя рефлексы. С Талькой, знаешь, на одной жалости далеко не уедешь.

Пытаюсь не вспыхнуть, не потерять лица. Не перед ним. На жалости?

— Я резок, — соглашается, хотя я вроде ничего и не сказал. — И не мне судить, за что она там в тебя так втрескалась. Но я знаю одно: она до одури желает сделать тебя свободным. Понимаешь? Свободным со всеми вытекающими. Это значит, что ей не хочется видеть в тебе раба, да и тебе самому, уверен, не хочется. Ты не из тех, кто будет прятаться за рабской личиной, потому что так удобнее. Ну вот и учись, пока есть возможность. Знаю, что не просто. Сколько лет тебя вгоняли в это состояние. Но прости, друг, выходить придётся быстрее, если хочешь остаться на Тарине и защитить её. Нет — пожалуйста, вывезем, придумаем как, лечись, проходи реабилитацию, пей успокоительные.

Фыркаю:

— Сам пей.

— Мир? — протягивает руку, пожимаю, не расслабляюсь. Едва отпускает, я полностью готов. На этот раз уклоняюсь от удара, понимаю, что работает не в полную силу, но и не щадит.

— Тебе не кажется, что долго она переодевается? — спрашиваю в перерывах между уходами от ударов и попытками достать его в ответ.

— Подслушивает, зараза? — чертыхается Марк. Размахиваюсь левой, попадаю в челюсть, радуюсь, что получилось. Когда-то давным-давно мне очень хорошо давался удар левой.

— Не знаю, что у вас там за отношения, но при мне не смей её даже шутливо обзывать, — предупреждаю.

Катаемся по полу. Я уже и забыл, что это такое. Приятно так по-дружески размяться.

— Никуда я отсюда не поеду, — говорю. — А то самое веселье пропущу.

— Наш человек! — смеётся. И вдруг очень серьёзно добавляет: — Я же видел, что ты сделал. Хотел Тальку хватать, но упустил бы Варна с напарником, а когда увидел тебя выбегающим из капсулы… сразу понял, никуда ты без неё не полетишь.

— Ага, значит, нотации были профилактическими? — хмыкаю. Если знаешь, чего тут мне о жалости распинался, я же почти поверил. Ну рефлексы да, дурацкие, согласен.