Камер-юнкер - Валерий Пылаев

– Угощайтесь, ваша светлость. Арина Степановна не любит кофе, но варит его просто замечательно. Думаю, даже в столице вы такого не найдете.

Я пододвинул по столе чашку. Левая рука полностью зажила уже недели две назад, но я по привычке воспользовался правой, хоть ради этого и пришлось повернуться в дедовом кресле и тянуться наискосок.

– Благодарю, Саша.

Мы с Багратионом беседовали уже почти полчаса. Не в первый раз – и, разумеется, не в последний. Почти как раньше… и все же кое-что изменилось: сегодня его светлость почтил нас визитом. Не пригласил к себе в Зимний, а сам приехал из города. Лично.

А это что-то да значило.

– Видимо, пора признать, что ты меня переиграл.

Музыка для моих ушей. Правила приличия явно требовали от меня тут же возразит Багратиону, пояснить, что все это не имеет особого значения, равно как и наши с ним раздоры, что сейчас куда важнее сосредоточиться на главном… но я никак не мог себя заставить. Хотелось молчать еще хоть полминуты – и слушать, как его светлость признает то, что признавать не желал – и вряд ли пожелает впредь.

– Ты оказался прав, в то время как я – ошибался. – Каждое слово явно давалось Багратиону не без труда, но он все-таки продолжил: – И даже те абсолютное неприемлемые в любое другое время действия, которые вы себе позволили, пожалуй, можно считать оправданными.

– Более чем, ваша светлость, более чем, – кивнул я. – Я бы даже сказал – необходимыми. Особенно сейчас, когда государству угрожает кое-что пострашнее любого заговора. Я не буду говорить, что наследник в неоплатном долгу перед родами – но уверяю вас, многие думают именно так.

– Император, – негромко поправил Багратион. – Император, а не наследник. Не думаю, что нам стоит… отказывать его величеству в титуле лишь потому, что коронация состоится только в сентябре.

Я молча склонил голову. Верно. Пора привыкать к мысли, что Чингачгук, с которым мы ели буквально из одного котла и вместе лупили второкурсников во Владимирском – теперь первое лицо государства.

– Конечно же, корона в долгу – в том числе и перед тобой лично. – Багратион не стал спорить. – Но и вам с дедом не стоит забывать о собственном долге, который вы почему-то не спешите исполнить до конца.

– Что вы имеете в виду?

– Ты и так прекрасно знаешь, Саша. – Багратион пожал плечами. – Ведь порой доходит до смешного: судебные процессы идут уже чуть ли не полтора месяца, а я до сих пор понятия не имею, где сейчас находится генерал Куракин!

Этого не знал и я сам. Зато прекрасно помнил тот день, когда дед приехал невесть откуда в одиннадцать утра с трясущимися руками, бледный, как смерть и с синяками под глазами на половину лица – а потом спал чуть ли не трое суток.

– Увы, это мне не известно. – Я отвел взгляд и принялся рассматривать висевшие на стене часы. – Но могу дать слово дворянина, что его превосходительство нас больше не потревожит. Ни завтра, ни через месяц, ни через год, ни когда-либо еще. Ваша светлость сами объявили его мертвым – и я не вижу причин думать иначе.

Багратион нахмурился. Но спорить не стал, хоть мой ответ ему явно не понравился. Как и многое другое сказанное сегодня – и раньше. Впрочем, молчание его светлости нравилось даже меньше. Я его прекрасно понимал, конечно – и все же не настолько, чтобы начать болтать больше положенного.

Высадившись в Зеленой Роще, я буквально пошел ва-банк – и ставка сыграла. Покойный Орлов оказался человеком не только выдающихся способностей, но и весьма аккуратным: в усадьбе наши люди отыскали столько записей, отметок и прочих документов, что – как выразился дед – вполне хватило бы отправить четверть Госсовета на каторгу на веки вечные.

Но кое-какие козыри мы спешили разыгрывать: информация стоит существенно дороже золота, и использовать ее без собственной выгоды куда глупее, как пытаться забить гвоздь хрустальной вазой. Багратион на моем месте, разумеется, поступил бы точно так же.