Безнадежно одинокий король - Генрих VIII и шесть его жен - Джордж Маргарет (2012)

В конце зимы, как правило, пекли хлеб из залежалой ржаной муки, он получался плотным и тяжелым. Из этой же муки делали сытные похлебки. Кроме того, нам принесли блюдо с карпом.

— Кто заботится о карповых прудах после закрытия монастырей? — прозаично спросила вдова.

Да, именно монахи усердно разводили карпов, благодаря чему эта вкусная рыба стала обычным блюдом зимнего стола.

— Фермеры. Но мы больше не можем рассчитывать даже на карпов, ведь идет Великий пост.

— Глупый папский обычай, — оживилась она. — Я рада, милорд, что вы упразднили много предрассудков.

— Но еще недостаточно, верно? — спросил я, тщательно выбирая слова.

Она тоже подумала, прежде чем ответить.

— Жизнь меняется. Лишь истины незыблемы.

— Что вы читали в церкви? — поинтересовался я, резко меняя тему. — Или, вернее, хотели прочесть?

Я кивнул на лежащую рядом с ней книгу.

— Мой молитвенник, — сказала леди Парр, передавая его мне. — Результаты размышлений… некоторые молитвы я составила сама.

Я открыл книжицу и увидел подчеркнутые слова «вера», «Писание», «кровь», «оправдание». Да, попахивает протестантизмом.

— Будьте осторожны, Кейт, — мягко предупредил я, возвращая молитвенник.

Она слегка скривилась и натянуто произнесла:

— Никто не называл меня Кейт.

— Разве нет? Но это же светлое имя, столь же радостное, как вы сами. От него веет молодостью, так же как от вас. — Неужели только мне удалось увидеть ее такой? — Но если вам угодно, я могу вернуться к церемонному «леди Парр».

Она не стала возражать.

— Вы пригласили меня, ваше величество, потому что приготовили для меня подарок?

Подарок от «Валентина»: отрывок из Овидия, его поэма о любви. Мне думалось, что она с удовольствием переведет ее. Но сейчас я понял, что такое подношение будет крайне неуместным и даже непристойным.

— На Валентинов день мне выпала записка с вашим именем, — медленно сказал я, судорожно соображая, как исправить положение. — И нам следовало обменяться памятными подарками, а я по нерадивости забыл…

— Вы плохо себя чувствовали, — быстро напомнила она.

— Да-да. Итак, я хочу подарить вам… — милостивый Боже, что мне в голову пришло! — одно скромное украшение. Рубиновое кольцо.

Алые сердечки. Валентинов день. Да, это вполне подойдет.

— Я в трауре, — сказала она.

— Мы же говорили о том, что христианам не о чем скорбеть. Поэтому не отказывайтесь.

Я достал из шкатулки кожаный мешочек, выудил из него кольцо и вручил ей.

Она неохотно взяла его.

— Оно из какого-нибудь святилища?

— Нет, кольцо не из сокровищницы Бекета, если вы этого опасаетесь! Невозможно разделить рубин, сохранив его округлость. Вам это, разумеется, известно. Если хотите, я расскажу, откуда у меня это колечко… Его носила в девичестве моя любимая сестра Мария. Примите его, потому что вы так же чисты, как и она.

Конечно, Кейт знала мужчин: брат выдал ее замуж по политическим соображениям; старый супруг вожделенно пускал слюни, его сменил алчный второй муж, не давший цветам ее траура смениться плодами. Рубин детских надежд… Странно, что зрелая, дважды овдовевшая женщина оказалась единственной из моих знакомых, кого я счел достойным носить этот рубин. Даже умная малышка Елизавета была… чересчур чопорной, замкнутой. Тут дело не в годах…

— Благодарю вас, — сказала леди Парр, надевая кольцо на палец. — Очень любезно с вашей стороны, что вы вспомнили о подарке.

«А с вашей стороны очень любезно было забыть о том ужасном вечере, — подумал я. — Подобная забывчивость милосердна… и доступна далеко не всем».

Вдова Парр… нет, Кейт… воплощала в себе доброту, и любовь, и свет.

Но она склонна к протестантизму!

Перед уходом леди извлекла из кармана крошечный томик псалмов.

— Мне хочется подарить вам кое-что, — внушительно сказала она.