Милое дитя - Роми Хаусманн (2021)

Это не совсем то, чего я ждала. Вот, например, сад. Он вовсе не такой уж и огромный, не больше пятисот шажков в каждую сторону. И там не растут гортензии величиной с капустный кочан. Я знаю это, потому что выглядывала сквозь щели в ставнях. В саду лишь пара чахлых кустов роз и люди с фотоаппаратами.

И бабушка вовсе не такая милая, и еще не рассказывала мне историй на ночь.

Только дедушка такой, каким я его представляла. Вот и теперь он вежливо стучит в дверь маминой комнаты.

– Ханна, открой, пожалуйста, – просит он.

Всегда нужно говорить «пожалуйста» и «спасибо». Всегда нужно быть вежливым.

Я поворачиваю ключ, и дедушка входит в комнату.

– Почему ты заперлась, Ханна?

Он выглядит очень напуганным.

– Потому что вы забыли это сделать, – отвечаю я. – Взрослые должны запирать детей, прежде чем ссориться.

– О… – вырывается у дедушки. Он касается моей спины и подводит к маминой кровати. – Присядь, Ханна.

Я сажусь на кровать, хоть предпочла бы сесть на вращающийся стул. Он и в самом очень удобный, как говорил дедушка. И на нем можно кататься от одной стены к другой.

– Послушай, Ханна, – дедушка садится рядом, и матрас прогибается под его весом, – мы с бабушкой не то чтобы ссорились. Мы только обсуждали некоторые вопросы, по которым расходимся во мнениях. Это совершенно нормально, и в этом нет ничего страшного. Тебе нечего бояться.

Поднимаю взгляд к звездам на потолке. В такие моменты я вспоминаю, как по вечерам лежала в своей постели и вместе с мамой проводила пальцем по доскам верхнего яруса кровати, от одной нарисованной звезды к другой, пока те не соединялись невидимыми линиями. Как мама при этом улыбалась и говорила:

– Это Большой Ковш, самое известное созвездие.

И я улыбалась в ответ, хотя давно прочитала в толстой книге, где на все есть ответ, что Большой Ковш – это не созвездие, а только семь самых ярких звезд Большой Медведицы.

Но теперь я думаю не о маме, а о сестре Рут и о том, как она пыталась рассказать мне историю о маленькой звездочке. Не стоило мне кричать на нее только потому, что она такая глупенькая и неправильно рассказала историю.

– Я сожалею, – говорю я, хоть сестры Рут рядом нет, и она не может меня услышать.

– Боже правый, – восклицает дедушка, и вид у него по-прежнему напуганный. – Тебе не о чем сожалеть, Ханнахен. Ты тут совсем ни при чем. Мы с твоей бабушкой очень рады, что ты у нас. Просто бабушка немного взволнована оттого, что перед домом собралось столько народу.

– Но их совсем немного. Всего шестеро. Вчера было гораздо больше.

Дедушка кашляет, но мне кажется, это смех.

– Я так ей и сказал.

– Думаю, сестра Рут была бы для меня хорошей бабушкой, – говорю я, когда дедушка заканчивает смеяться. – Хоть она и глупенькая, и не умеет толком считать, зато она очень милая.

Теперь у дедушки такой вид, словно я сказала что-то не то.

– Это правда! – добавляю я быстро. – Я не вру! Врать нельзя. Она не может даже вычесть два из тринадцати.

– Ханна… – произносит дедушка, но потом делает паузу, достает платок из кармана и вытирает нос. – Семью не выбирают, и заменить человека кем-то другим нельзя. Или вот так выбрать другого только потому, что возникли сложности… – Он неаккуратно комкает платок и убирает обратно в карман. – Но поверь мне, твоя бабушка – лучшая из всех, кого только можно пожелать. Ей нужно только привыкнуть ко всему.

– Так говорил и мой папа.

Я улыбаюсь, но мне становится немного грустно. Потому что из-за дедушки мне пришлось вспомнить о папе. Дедушке, по всей видимости, тоже грустно. Он так поджимает губы, что на месте рта видна только тоненькая полоска.

– Знаешь что, Ханна? – спрашивает он через несколько секунд. – Как ты посмотришь, если мы сейчас спустимся к бабушке? Наверняка она уже успокоилась и теперь недоумевает, куда мы запропастились. Можем посмотреть детские фотографии твоей мамы.

Я киваю.