Ты волновался за меня, папа?

Еще как!

Это хорошо…

Собираюсь отворить дверцу, но в этот момент Карин кричит со второго этажа:

– Она в комнате!

Сердце мгновенно унимается, и губы растягиваются в улыбке. Я чувствую облегчение и разочарование одновременно. Пожалуй, мне хотелось бы отыскать Ханну в шкафу.

Ты волновался за меня, дедушка?

Еще как, милая…

– Маттиас, не поднимешься? – зовет Карин.

Я уже поставил ногу на первую ступень, но краем глаза ловлю движение за матовым стеклом входной двери. Не раздумываю ни секунды. Подскакиваю к двери и распахиваю. Какая-то женщина поставила у порога оклеенную скотчем коробку.

– Герр Бек… здравствуйте, – произносит она, сбитая с толку не меньше моего, и делает шаг назад.

В ту же секунду оживает небольшое сборище перед нашим палисадником. Фотокамеры щелкают, как клавиши печатной машинки; вопросы летят в меня автоматными очередями.

– Как дела у девочки, герр Бек?

– Что с мальчиком, герр Бек?

– Герр Бек, есть новости о судьбе вашей дочери?

– Это правда, что полиция ничем вам не помогает?

Мой взгляд мечется от серой коробки у меня под ногами к женщине, что неуверенно пятится по лестнице, и орущей толпе перед палисадником.

– Сколько времени проведет у вас Ханна, герр Бек?

– Герр Бек! Герр Бек!

В этот момент меня словно прорывает, и я вкладываю в голос все свое отчаяние.

– Убирайтесь отсюда, скоты, или я вызову полицию и подам на всех в суд за преследование!

Пинаю по тяжелой коробке на придверном коврике, отшвыриваю вслед женщине, которая уже преодолела последнюю ступень и продолжает отступление по брусчатой дорожке. Я ее узнаю. Узнаю по рыжим волосам и голубому плащу. Была здесь накануне, когда я возвращался с Ханой из реабилитационного центра.

– Оставьте нас в покое! – выкрикиваю я, после чего скрываюсь в доме и с силой захлопываю дверь.

– Я уже знаю, что мы увидим завтра на первой полосе.

Мрачный голос Карин доносится с верхней ступени. Бессильно поворачиваю голову.

– Прости.

Карин закатывает глаза.

– Ты всегда это говоришь… Кстати, Ханна закрылась в комнате. Может, ты попробуешь?

– Закрылась?

– Да, закрылась. Сама.

Ясмин

Я просыпаюсь, но заметно позже семи, и в голове не звучит его голос. При этом я чувствую себя как с похмелья, и на память тотчас приходит вчерашний вечер. Протягиваю руку, туда, где должна бы лежать Кирстен, но вспоминаю, что она хотела съездить к себе домой, покормить Игнаца и потом закупить продуктов. Похоже, уже ушла – из ванной и с кухни ничего не слышно. Пожалуй, так даже лучше, и это что-то вроде отсрочки. Когда Кирстен вернется, мы позвоним Каму. Мне нужно взглянуть на результат лицевой реконструкции. Конечно, это необходимо. Тем более что после вчерашнего у меня появился еще один повод увидеться с ним. «Это может оказаться крайне важным, Ясмин, – сказала фрау Хамштедт. – Возможно, даже поможет установить личность похитителя и понять его мотив. В конце концов, это выглядит чем-то личным, вам не кажется?» «Или кто-то просто прочел репортаж в газете и решил развлечься…» «Возможно. В любом случае вам стоит немедленно поговорить с комиссаром Гизнером».

Уже при мысли об этом хочется тут же уткнуться в подушку и спать дальше. Но разве это возможно, если ты, Лена, сотней лиц смотришь на меня со стен? Призывно улыбаешься мне с бесчисленных заметок, которые я развесила по комнате? Так что я признаю поражение и поднимаюсь.