Милое дитя - Роми Хаусманн (2021)

– Мы познакомились, когда Лена училась на втором семестре. Наверное, это было мимолетное желание стать самостоятельной или отвязаться от досаждающих комментариев матери. Так или иначе, она устроилась к нам в редакцию на практику. Уже на собеседовании я понял, что ей не стать журналисткой. Мир вращается только вокруг Лены Бек – так она, по крайней мере, сама считала. И все-таки я дал ей шанс и попросил к следующей неделе написать статью на определенную тему… – Рогнер смеется. – Конечно, она ничего не написала. Когда я позвонил и спросил насчет статьи, она сказала, что передумала и хочет сосредоточиться на учебе. Ну что за бестолочь, подумал я. И вместе с тем она не выходила у меня из головы. Меня отталкивала и восхищала эта ее легкость и беспечность… – Он снова качает головой, на этот раз погруженный в воспоминания. – Так все и закрутилось. Правда, нам следовало соблюдать осторожность, все-таки я был женат. На Симоне, к тому времени уже двенадцать лет, и никогда прежде не изменял ей. Я клялся ей в верности, и все это было всерьез. Пока не появилась Лена. Поначалу мы проводили вместе по несколько часов, но вскоре нам перестало этого хватать. Тогда мы начали встречаться по выходным. Будучи журналистом, я часто находился в разъездах, и у моей жены не было причин о чем-то подозревать. Я отвозил Лену в хижину, которую знал еще ребенком. Я же родом из окрестностей Кама. Хижина… Ребенком я часто там играл. Представлял, будто живу в ней… Там и в самом деле чудесно. Жаль, ты не видела ее при свете дня, – добавляет он, обращаясь ко мне, с печальной ноткой в голосе, но я не ведусь. – Хижина совсем заросла и существует словно вне времени. Туда не добраться на машине. Во всяком случае, так было, пока не явилась полиция и не проделала проходы там, где природа их вовсе не предусматривала. Но прежде приходилось оставлять машину в полукилометре и остаток пути прокладывать пешком, через заросли. Для меня это всегда было неким возвращением к корням. Мне это казалось даже романтичным, когда мы с Леной, держась за руки, пробирались сквозь бурьян к потаенной, заколдованной хижине, принадлежащей лишь нам двоим. Там были только мы, отрезанные от внешнего мира. К тому времени хижина порядком обветшала. Мы вместе всё отремонтировали и обставили. – Он смотрит на меня и ухмыляется. – Это Лена выбрала ковер для гостиной.

Ты помогала строить собственную тюрьму, Лена.

Бросаю взгляд на Маттиаса Бека. У него на виске выступает артерия. Он притих, оцепенел. Но я знаю, что это лишь вопрос времени. Долго он так не продержится.

– Я жил только ради наших выходных в хижине. И полагал, что Лена чувствует то же самое. – Рогнер прочесывает волосы пальцами, и теперь они торчат во все стороны. – Но я заблуждался. Через какое-то время она стала все чаще находить отговорки, чтобы не встречаться. То у нее не было времени, то ей нужно было готовиться к экзаменам, то у кого-то день рождения… Папа, мама, бабушка – буквально у всех дни рождения выпадали на выходной. Кроме того, она перестала отвечать на звонки. Я позаботился о том, чтобы у нас были отдельные телефоны – все-таки не хотел, чтобы Симона что-то узнала.

Рогнер фыркает, презрительно и в то же время недоуменно. Я видела, как его затягивает собственный рассказ, и он как будто во второй раз переживал все события.

– Кем она себя возомнила? – разносится его голос по кухне. – За кого она меня принимает? Я – лучший журналист этой страны, и вижу, когда мне лгут. Она лжет. Поэтому я слежу за ней – и оказываюсь прав. Лена снова встречается со своим бывшим. И это сразу после того, как я рассказал о наших отношениях жене. Я наконец-то признался ей, как того хотела Лена. Ей хотелось, чтобы я развелся. Поэтому я сообщил Симоне, что ухожу от нее, что хочу жить с Леной.

Он замолкает. В этот момент что-то меняется, я чувствую это. Кажется, Рогнер стареет на глазах. Возможно, я сама себя накручиваю, или тусклый свет над плитой падает под таким углом и искажает его черты…