Милое дитя - Роми Хаусманн (2021)

– Рощица, – хриплым шепотом произносит Рогнер. – За вашим садом. Она любила тот сад.

– Сад? Участок на окраине Гермеринга? Сад бабушки Ханны?

Рогнер делает вялое движение головой, в котором я распознаю кивок. И сам торопливо киваю.

– К нашему саду примыкает лесной массив. Это там?

– У самого края, – хрипит Рогнер. – Оттуда открывается вид на гортензии.

– Вы похоронили их там? Лену и Сару?

– Она любила гортензии, – произносит Рогнер с закрытыми глазами. – А я любил ее.

– Знаю, – вырывается у меня против воли.

Его губы вновь изгибаются в улыбке, на этот раз уже явно. Голова заваливается набок, взгляд замирает. Я сижу подле него, мои руки и моя рубашка перепачканы в его крови.

Спустя 4842 дня.

Чао, папка! Увидимся!

Волна накатывает на меня, пронизывает все тело. Я вздрагиваю, и всхлипываю, и плачу. Плачу о своей дочери. Вижу сквозь пелену, как Ханна встает со стула и опускается рядом с Рогнером с другой стороны. Отодвигает его неподвижную руку и ложится на пол. Кладет голову ему на плечо. Произносит шепотом:

– Доброй ночи, папа.

И закрывает глаза.

Захоронение в Гермеринге. Пугающая находка.

Гермеринг – Накануне вечером в лесном массиве на окраине Гермеринга из общей могилы были извлечены тела трех женщин и младенца. По словам комиссара полиции Герда Брюлинга, два тела удалось опознать. Это пропавшая в январе 2004 студентка из Мюнхена Лена Бек и ее новорожденная дочь.

О личностях двух других женщин пока ничего не известно. После первичного осмотра эксперты полагают, что обе неизвестные были забиты до смерти. Причины смерти Лены Бек и ее дочери уточняются. Все трупы еще вчера были доставлены в Институт судебной экспертизы в Мюнхене для дальнейшего обследования.

– Необходимо в кратчайшие сроки установить личности двух женщин, – прокомментировал Брюлинг. – Вероятно, их родственники заявляли об исчезновении и должны знать всю правду.

Ясмин

– Да уж, вся правда, нечего сказать…

Кирстен откладывает сегодняшний номер «Баварского вестника» и достает хлеб. Отек с левой стороны лица спал, и только слабая синева еще проступает на коже. Рассечение, полученное от удара о стену, хорошо заживает. Игнац трется о мою ногу и мурчит, словно внутри у него маленький моторчик. Моя квартира, место преступления, все еще опечатана. Я живу у Кирстен, «временно», как мы это называем.

– А что им нужно было написать? Что их главред – убийца?

Я содрогаюсь при мысли, что было еще две женщины. Конечно, полиция скоро установит их личности, но вряд ли удастся выяснить, почему они умерли. Возможно, сопротивлялись отчаяннее, чем я, и боролись за свою жизнь. Дали Богу такой отпор, что ему ничего не оставалось, кроме как прибегнуть к крайнему средству, чтобы продемонстрировать самому себе и детям свою абсолютную власть. А может, им пришлось умереть, потому что в его глазах они не столь убедительно играли роль Лены… Я вспоминаю, как сама лежала на диване в свой первый день, едва очнувшись, после того как потеряла сознание в кладовой.

Знаешь, какой бывает звук, если проломить кому-то череп, Лена? Как будто арбуз разбивают об пол. Памм!