Гринвич-парк - Кэтрин Фолкнер (2021)

— Просто… не понимаю, почему ты упорно продолжаешь жить здесь. С твоими-то деньгами. Мог бы найти себе и более приличное жилье. Домик с садом. Твой сад на крыше… там ведь небезопасно. Ты как будто специально упорствуешь, словно что-то кому-то доказываешь.

Чарли смотрит на меня, и я вижу, что его черты искажает гнев. Точно так он гневался в детстве, когда мы ссорились. Но теперь это лицо мужчины. А мы уже не дети.

— Что еще скажешь о родительском долге?

Его слова меня задевают.

— Я живу здесь, потому что здесь живет Руби, — отвечает он. — Здесь ее школа. Здесь живут Майя и Брюс. Моя работа через три улицы отсюда. — Он выкидывает руку в неопределенном направлении. — Хелен, не пойму, чего ты добиваешься. Нормальные дети не живут в особняках с садовыми участками площадью в семьдесят футов. Нормальные семьи живут так, как мы.

Он отпивает из банки большой глоток пива и припечатывает ее к столу.

— Мы водим ее на детскую площадку. Водим на мероприятия девочек-скаутов, на футбол, в «лесную школу», на карате. Она любит свою школу. У нее есть друзья. Есть увлечения. Иногда она даже овощи ест, чтоб им пусто было. Она счастлива. Мы счастливы, Хелен.

Я смотрю на младшего брата. Джинсы его измазаны в шоколаде, под глазами у него мешки. Я думаю про самодельные соусы для макарон, про пижаму на батарее. И понимаю, что не знаю, как быть родителем. Вообще ничего об этом не знаю. А мой брат, мой никчемный младший брат-шалопай, оказывается, прекрасно справляется со своими родительскими обязанностями.

Лицом Чарли очень похож на маму. Я вспоминаю ту пору, когда родилась Руби. Какая крошечная она была, само совершенство! Миниатюрные ручки и ножки, прелестный розовый ротик. Они прислали мне ее фото. Фото, на которое я боялась взглянуть. Сколько раз мы говорили, что навестим их, и я повторяла, что на этот раз приеду обязательно. Но когда мы садились в машину, я понимала, что не смогу. Не смогу, и все. Я вспоминаю голос Чарли по телефону. «Не извиняйся, Хелен, — говорил он. — Мы же все понимаем. Ты, главное, поправляйся».

Потом мне вспоминается, как вместе с Кэти я навестила Руби на ее третий день рождения. При нашем появлении она кинулась к Кэти, а не ко мне. Подарок, что я выбрала для нее, оказался слишком детским и ей совсем не понравился. А позже, когда бы они ни приезжали в Гринвич, я все пыталась приобщить ее к познавательным занятиям, а она скучала, терлась у ног Чарли и просилась отпустить ее поплескаться в фонтанах, или посмотреть на бродячих актеров у ворот парка, или покататься на карусели, или купить мороженое. Почему я просто не могла сказать «Да»? Почему всегда пыталась быть, как папа?

— Извини, — говорю я. — Просто… Порой мне кажется, что ты… стал совсем чужой.

Я вижу, как его лицо смягчается. Его глаза. Мамины глаза. А потом он делает то, чего не делал много лет. Обнимает меня. И я, помедлив мгновение, тоже его обнимаю.

Когда я снова откидываюсь на спинку оранжевого дивана, Чарли встает, поднимает с набитого бобами пуфа игрушечного солдатика, бросает его в ящик с игрушками, а сам плюхается на этот пуф, устраиваясь точно напротив меня.

— Хелен, ну зачем ты тащилась в такую даль? — наконец произносит он. — Устала, должно быть. Если б сказала, я бы сам к тебе приехал. Если у тебя ко мне разговор. — В ответ я молча киваю. — Так зачем ты приехала?

Я даю ему фотографию, которую Кэти взяла в клубе. Чарли смотрит на снимок, и я вижу, как зрачки его расширяются. Он резко втягивает в себя воздух.

— Откуда это у тебя?

Я не отвечаю на его вопрос.

— Чарли, мне нужно знать правду. О тебе и Рейчел.

Срок: 41 неделя

Хелен