Гринвич-парк - Кэтрин Фолкнер (2021)

У меня за спиной вытанцовывают две девушки. Я замечаю их слишком поздно — когда они врезаются в меня. Остатки глинтвейна из моего бокала выливаются на ковер. Черт. Девушки извиняются и исчезают. Я краснею, надеясь, что Чарли с Рейчел меня не видели. Пожалуй, я перепила, опьянела больше, чем допустимо. Ладно, бог с ними, не буду им мешать. В конце концов, они же просто болтают. Пойду куда-нибудь еще. Нужно привести себя в порядок.

Ванная на верхнем этаже заперта. Внутри, я слышу, кто-то есть. Жду, и дверь наконец-то открывается. Серена. Значит, они здесь. Я окидываю ее взглядом. Длинные ногти, идеальный маникюр. Голливудские волосы, аккуратный полукруглый живот. Украшенная стразами сумочка, на вид малюсенькая, ничего в нее не положишь.

— Привет, Кэти.

— Привет, — заплетающимся языком здороваюсь я. — Как дела? — Неуклюжим жестом показываю на ее живот.

— Спасибо, хорошо, — натянуто улыбается Серена. И проходит мимо, шурша длинным шелковым платьем со шлейфом. — Пока.

Я закрываю за собой дверь. От басовых ритмов пол под ногами вибрирует. Из корзины для грязного белья выглядывает золотистая юбка Рейчел. В углу валяются ее зеленые тренировочные штаны и грязная клетчатая пижама. На раковине — крошащиеся черные тени, тюбик губной помады — ярко-красной, как почтовый ящик. Хелен такой никогда бы не воспользовалась. В стакане притулились в неудобном соседстве три зубные щетки.

Пойду в сад, выкурю сигарету. Успокою нервы. Посмотрю на фейерверки. И буду держаться подальше от Рейчел.

Хелен

Ковер был мамин. Она привезла его из путешествия по Греции. Скатала в рулон, положила на рюкзак и привезла. А теперь он, вероятно, испорчен. Пятно — от красного вина. Бутылка наверняка из папиной коллекции. Я принимаюсь оттирать пятно. От мочалки летят темно-зеленые ошметки, от ковра, начинающего расползаться, отделяются ворсинки. Так еще хуже.

Потом внезапно перед глазами появляются другие узоры — черно-белые змейки, красно-желтые крапинки. И это не первый раз. Такое со мной бывало, когда я принимала лекарства. Когда была нездорова, после выкидышей.

Горячие слезы обжигают глаза. Я хочу, чтобы ковер стал таким, как раньше. Хочу, чтобы ковер был чистым. Представляю маму в молодости, до ее знакомства с папой: короткая стрижка, загорелые плечи. Она таскалась с этим ковром по паромам и автобусам. Все говорили ей, что она сумасшедшая, а ковер ей очень полюбился. Она хотела расстелить его дома. Есть мои детские фотографии, на которых я, малышка, сижу на этом ковре. А теперь я допустила, чтобы его испоганили.

Я поднимаюсь с колен. Перед глазами вновь плывут круги и крапинки, как абстракция на экранной заставке. Потом они постепенно исчезают, и я вижу ее. Рейчел стоит рядом с Чарли и что-то шепчет ему на ухо. И на ней мамино синее бархатное платье. То, в котором она выглядела настоящей красавицей. То, что купила у хиппи на рынке, куда пошла вместе со мной, давным-давно.

Меня будто ударили в живот. Я ковыляю по лестнице в ванную, валюсь там на пол. Руки словно свинцом налились. Что со мной? Либо я разрыдаюсь, либо меня стошнит. Что же вытворяет Рейчел? Почему на ней мамино платье? Что еще она украла? Ноутбук? Фотографию? Платье? Моего брата? Кто эта женщина, которую я пригласила в наш дом?

Тошнота проходит. Я ложусь на бок, щекой прижимаюсь к холодным напольным плиткам ванной. Лежу какое-то время, пока сердцебиение не замедляется. В открытое окно вплывают запах костра, ритмичный бой музыки, людской гомон. Внутри у меня завязывается узел гнева. Достаточно я мирилась. Пора в лоб спросить, что все это значит?