Сбежавшие мужья - Викки Старк (2021)

В связи с этим я хотела бы осветить еще три категории обстоятельств, которые, по словам участниц проекта, особенно тяжело отразились на детях. К первой категории относятся случаи, когда мужья бросали беременных или недавно родивших жен. Мужчины, участвующие в процессе зачатия, несмотря на то что уже собираются уходить из семьи, заслуживают особенно гневной реакции. Матери, которые в момент расставания были беременны, боятся, как бы их переживания не отразились на еще не родившемся ребенке. Вдобавок они подавлены от того, что их ребенок лишился отца, и испытывают чувство вины, потому что не смогли обеспечить ему лучшую жизнь, хотя на самом деле в этом не виноваты.

Тридцатишестилетняя Кэрол, которая в момент ухода мужа была на четвертом месяце беременности, поделилась таким душераздирающим воспоминанием:

«После первого УЗИ, узнав, что у меня будет мальчик — Джошуа, — я с грустью подумала: „Как я буду водить его в мужской туалет? И я ведь даже не знаю, как подбирать хоккейную форму!“ И еще: „Мне так одиноко будет в этом мире“. С дочерью мы бы поладили, но сын без отца… От этой мысли сердце разрывалось. Теперь же мне неловко от того, что когда-то я так думала вместо того, чтобы просто порадоваться за своего сына. Должно быть, это был один из самых черных моментов моей жизни».

Ко второй категории особых обстоятельств, влияющих на детей после ССМ, относятся случаи, когда бывшие родители усыновляли детей. Хотя подобные случаи не были особенно распространены среди участниц исследования. Матери нередко принимались излишне опекать своего ребенка, который и так уже перенес тяжелую потерю в прошлом, и переживали, что не смогли уберечь его от новой травмы. Так, брак Бонни распался десять лет назад, но ее голос до сих пор дрожит, когда она рассказывает о потрясении, которое испытала от того, что ее дочери пришлось пережить подобную несправедливость:

«Все мои мысли были только о дочери. Как бы больно мне ни было, его поступок по отношению к ней намного страшнее. Потому что я уже взрослая, а этого ребенка и так бросили оба биологических родителя, ее вывезли из родной страны и передали нам, и уж точно я не хотела, чтобы с ней произошло нечто подобное — тем более в таком возрасте».

Брианна с мужем долго боролись за право усыновить второго ребенка и за пару лет до его ухода как раз получили заключение на основании обследования социально-бытовых условий. Как мать трехлетнего ребенка, Брианна боялась, что случившееся тяжело отразится на ее дочери.

«Мне было невероятно больно от того, что моей дочери пришлось пережить подобное. Я испытывала огромное чувство вины. И больнее всего мне было от мыслей о том, как все это отразится на ней в будущем. Ведь удочерение должно было означать для нее лучшую жизнь. Она была „кокаиновым ребенком“, и ее мать-наркоманка понятия не имела, от кого забеременела. И ей придется жить с этим знанием — как и с тем, что приемный отец ушел, не пробыв с ней и двух лет. Наверное, повзрослев, она будет винить себя за то, что появилась на свет так не вовремя».

Праведный гнев матери, которая видит страдания собственного невинного ребенка, меняет женское сознание, и нередко женщины становятся эдакими «тигрицами», нашедшими выход собственной ярости и объект, ради которого стоит бороться. Ведь намного легче сражаться за права своего ребенка, чем защищаться от обвинений бывшего мужа в том, что вы якобы ему сделали.