Сибирское дело - Сергей Булыга (2017)

– Нет, – сказал Яков, – не здесь. У него вообще нет могилы. Они тогда, как только его на том кладбище выкопали, так сразу отнесли и бросили в Иртыш. Теперь он в Иртыше лежит, вот где. А здесь только их болван стоит, у болвана пансырь ермаковский и сабля тоже его. Татары, которые сюда приходят, всякие мурзы богатые, кланяются сабле с пансырем, и те дают им удачу. А Ермаку татары кланяться не стали бы.

И он ещё что-то сказал, но Маркел его уже не слушал, а наугад шагнул вперёд, после шагнул ещё…

Опять сверкнула молния, болван был совсем рядом. Рожа у него была кривая, тёсанная топором, глаза и губы чуть намечены. Но Маркел на рожу не смотрел, а только на пансырь и думал, что это тот самый и есть – немецкой работы, мудросный, – и сабля та же, турская. Теперь всё это было легко рассмотреть, потому что дождь закончился, из-за туч вышла луна. Маркел ступил ещё вперёд, взялся за саблю и подумал, что, может, это даже к лучшему, что Ермака здесь нет, а то как это было бы – с чужой могилы брать чужие вещи? Грех какой! А так это уже болван чужое взял, а Маркел у него отбирает своё, царское, и отвезёт в Москву, и царь ему там за это…

Но тут вдруг Яков сзади закричал:

– Маркел!

Маркел вырвал у болвана саблю, быстро обернулся и увидел, что сзади него стоит кам, а за ним Бикеш со своими людьми. Людей было много, но Маркел смотрел только на кама. Кам был в большой мохнатой шапке с оленьими рогами и в широкой распахнутой шубе, расшитой яркими лентами. В одной руке кам держал бубен, в другой колотушку – и не шевелился.

– Брось саблю! – тихо сказал Яков. – Маркеша, брось, хуже будет!

Но Маркел и не думал бросать саблю, а только ещё выше её поднял, и даже встряхнул. Тогда и кам тряхнул бубном и, приплясывая, боком-боком подошёл к Маркелу. От кама разило мухоморами, глаза у него были дикие, рот широко раскрыт. Маркел хотел сразу ударить его саблей…

Но не смог! Рука не двинулась. А кам громко, хищно засмеялся и начал скакать вокруг Маркела, бить в бубен и кричать, да ещё громко бренчали колокольцы, которыми была обшита его шуба. Кам бегал, прыгал, плясал, приседал, снова вскакивал, кричал, пел, плевался. Маркел стоял столбом, не мог пошевелиться. Так же и татары никто с места не сходил, тоже, наверное, остолбенели. И это всё тянулось и тянулось! Дождь давно кончился, ярко светила луна, а кам всё скакал вокруг Маркела, бил в бубен громче и громче… А после вдруг остановился, подбросил бубен вверх, крикнул «хей, хей!» – и бубен назад не вернулся, застрял в небе. Маркел хотел поднять голову и глянуть вверх, но голова не двигалась и даже глаза не косили. А кам, продолжая скакать, подбросил вверх колотушку – и она тоже исчезла. И почти сразу же бубен заухал где-то высоко над головами. Кам засмеялся и опять начал плясать, повизгивать, хрипеть, а после вдруг выхватил из шубы два длинных ножа и начал с ними плясать, подбрасывать их и ловить за рукояти, а после схватил их, остановился, осмотрелся – и воткнул себе в бока! Татары дружно охнули. А кам вырвал ножи из боков, ножи были в кровище, и опять начал их подбрасывать, ловить, теперь уже за лезвия, и вновь подбрасывать. А Маркел стоял как пень, с занесённой рукой, держал в ней бесполезную саблю – и хоть ты кричи!

Но даже не кричалось. А кам опять схватил ножи за рукояти и, продолжая плясать, теперь с каждым кругом всё приближался и приближался к Маркелу, и всё размахивал ножами, размахивал, вверху, было слышно, колотушка била в бубен, Маркел стоял столбом с саблей в руке, кам подскочил к нему, замахнулся ножами, татары опять дружно вскрикнули…