Сибирское дело - Сергей Булыга (2017)

– Нет, никаких битв не было, – ответил Яков. – Тогда было тихо. Кучумова войска мы совсем не видели, а те татары, которые здесь по аулам живут, все нас хорошо встречали. Робели! Ну и мы были довольные. Один только Ермак был очень злой. Казаки говорили, что они его таким раньше никогда не видели.

– Почему так? – спросил Маркел.

– Ну, говорят, – нехотя ответил Яков, – человек свою смерть издалека чует. Вот даже взять…

И, спохватившись, замолчал, перехватил весло поудобнее, и ни о чём уже не заговаривал, и даже не оглядывался на Маркела. Долго они плыли молча! Трижды проплывали мимо аулов, но даже и не думали к ним приставать, да там и людей видно не было. Да и просто не было охоты выходить на берег, потому что мало ли что те утрешние конные могли народу рассказать! Вот о чём думал тогда Маркел и хмурился. Единственное, что его в тот вечер радовало, так это что они плыли уже не вверх, а вниз по течению, и оно было довольно быстрое. Так что ещё день-два, и они выйдут с Иртыша на Тобол, а там и до Тавды рукой подать, а от Тавды…

И так далее. А пока что, когда начало темнеть, они выбрали место поглуше, причалили к берегу, развели костёр, приделали к ножам шесты, набили в затоне рыб, запекли их и перекусили. Потом просто сидели у огня, рассматривали саблю, Маркел с пятого на десятое рассказывал о своей службе в Разбойном приказе, Яков слушал, улыбался. А потом также с улыбкой вдруг сказал, что не ждут его в Можайске, да и брат Максим ему каждую ночь снится, говорит, айда со мной.

– А ты? – спросил Маркел.

– Я и сказал: айда! – уже без улыбки ответил Яков. – И он мне сразу руку подал. И эта рука будто лёд!

– А ты что?

– Вырвал руку, что ещё! И убежал.

– Вот и славно! Значит, будешь жить, раз вырвался, – сказал Маркел.

– Э! – снова улыбаясь, сказал Яков. – Если приснился, значит, смерть.

И разговор на этом как-то сразу кончился. Да и уже совсем стемнело, легли спать. Маркелу долго ничего не снилось, а потом он вдруг увидел, что вот приходит он домой, а там, за его столом, сидит Гурий Корнеевич, рожа кривая, жирная, из Маркеловой миски хлебает. Маркел страшно разгневался и закричал: ты чего это за моим столом расселся?! А Гурий Корнеевич: а ты чего… Ну и не выбирая слов!.. Маркел почернел от гнева, схватил кочергу…

И очнулся, было уже утро. Позавтракали, сели в лодку, положили рогожу под лавку, на сухое место, и поплыли. День был нежаркий, с лёгким ветерком. Сперва Маркел долго молчал и вспоминал вчерашнее, а после вдруг спросил, крут был Ермак или не крут.

– Крут, конечно, – нехотя ответил Яков. – Суд у него был короткий! Чуть что, тебя сразу скрутят, камней за пазуху навалят – и в воду, рыб кормить. И так за всё: убил кого, обокрал, пищаль бросил, саблю потерял, товарища не спас… Ну и много ещё чего разного. И за всё это – на дно. Только если уже совсем какая малая провинность, тогда он просто сунет тебе кулаком в зубы – и дальше пошёл.

– А тебе в зубы совал?

– За что? – удивился Яков. – Я справно служил. Мне только старший брат покоя не давал, каждую ночь снился. И также и в ту ночь, когда меня на Атбаш-острове в караул поставили, я только закрыл глаза… И тут татары! А брат шепчет: молчи, Яшка, не то уши надеру! Он всегда мне уши драл, даже когда я уже стал женатый, в стрельцы записался. Ну и что, что стрелец? Старший брат как старшим был, так старшим и остался. Правда?

Маркел не ответил, у него не было старшего брата, была только сестра Елизавета. И ещё была мать-старушка, которая очень не жаловала Москву, говорила, что она его погубит. А вот не погубила же пока, думал Маркел, и ничего уже у Якова не спрашивал, а грёб себе в полную руку, смотрел по берегам, чтобы татарин с луком где не выскочил, и опять думал о своём. Думал до самого вечера.