Сибирское дело - Сергей Булыга (2017)

– А чего тут не уметь, – ответил сторож. – Я ваших наслушался всяких: и когда они здесь стояли, и когда ещё мы сами ходили на них.

– С Маметкулом? – спросил Маркел. – Небось на Чердынь?

– Да, и на Чердынь, – с вызовом ответил сторож. – Но и в другие места тоже: на Соль-Камскую, на Орёл-городок… Но это сейчас дела не касается.

– Ну а хоть как тебя зовут? – спросил Маркел.

– Зови хоть горшком, не обижусь, – уклончиво ответил сторож. И тут же прибавил: – Не люблю я вас всех из-за Камня! От вас только одна беда. До Ермака тут тихо жили, а теперь так жить уже не будем. И не лезь ко мне, не то убью!

И он замахнулся копьём. А потом вдруг резко выставил его вперёд, да так, что чуть было не ткнул в Маркела. Маркел сказал:

– А ты ловкий! Прямо как рында царский. Ох, они всякое могут!

Сторож на это сильно разозлился и сказал:

– А ты сиди, молчи! – И ещё раз тряхнул копьём.

Маркел откашлялся и уже ничего не прибавил. Так, совершенно молча, они просидели довольно долго, а потом сторож сердито сказал:

– Чего ты на эту яму всё зыркаешь?! Не надо на неё так зыркать! Ляжешь туда, тогда назыркаешться!

– А что, – спросил Маркел, – меня скоро туда положат?

– А что яме пропадать! – насмешливо ответил сторож. – Да и для тебя это почёт. Раньше тут Ермак лежал.

О, подумал Маркел, славно, это уже явный след! И спросил:

– А чего ему тут не лежалось? Место, что ли, неудобное?

– Да ему как раз было удобное, – ответил сторож и оскалился. – Лежал он тут себе, дышал, могила аж трещала. Но после из Кашлыка приезжают, говорят, что Кучум-хан велит, чтобы Ермак здесь больше не лежал, надо, велит, убрать его, а то неровён час вернутся урусуты и начнут его могилке кланяться. Ну и выкопали Ермака из этой ямы, и все его вещицы с собой взяли, и перенесли их на новое место.

– Вещиц было много? – спросил Маркел.

– А твоё какое дело? – злобно спросил сторож.

Маркел промолчал. Как, сердито подумал, какое, царское, какое же ещё! Но промолчал. И также и сторож молчал. А копьё держал крепко! Маркел смотрел на него, думал. Потом как бы задумчиво сказал:

– А может, ты всё это врёшь.

– Нет! Это правда!

– Побожись!

Сторож широко перекрестился. Маркел негромко засмеялся и сказал:

– А говоришь, не наш. Чего же тогда крестишься?

Сторож от злости крепко покраснел, но и теперь смолчал.

– Так всё же как тебя зовут? – спросил Маркел.

– Поп назвал Яковом, – нехотя ответил сторож.

– А! Яков! – радостно сказал Маркел и хотел ещё что-то прибавить…

Но спохватился, замолчал. Яков сердито спросил:

– А что Яков?

– Так, ничего пока, – улыбаясь, ответил Маркел. – Знал я одного Якова. Но дело пока не о нём, а о тебе. И я знаю, кто ты: ты не из ермаковских казаков, а из царёвых стрельцов. Из войска воеводы Болховского. Так?

– С чего ты это взял? – настороженно спросил Яков.

– Я по выправке тебя узнал, – сказал Маркел. – Как ты копьё, как пищаль, носишь, как шаг печатаешь. И выговор у тебя не волжский, а московский.

– Я не московский! – сказал Яков. – Можайские мы с братом были.

– А как брата звали?

– А тебе какое… – начал было Яков очень зло, но сбился, помолчал, потом сказал: – Максимом брата звали. Он был старший брат, я младший.

– Убили брата, да? – спросил Маркел.

– Зачем убили, – сказал Яков. – Сам помер, с голодухи.

– А! – только и сказал Маркел. Потом прибавил: – Перекрестись. Брату там легче станет.

Яков не стал креститься. Сидел как каменный, не шевелился.

– Ну, тогда я, – сказал Маркел, перекрестился и продолжил: – Помяни, Господи, раба Твоего Максима и прости прегрешения его вольные и невольные. – Яков молчал. Маркел прибавил: – Вот и всё. И так надо каждый день читать, утром и вечером. И ему там станет легче.

– Где это «там»? – с опаской спросил Яков.