Траектория полета - Карен Уайт (2019)

Берди встала и принялась разглядывать акварель своей матери: пчелы в полете, краешек улья на заднем плане. Джорджия однажды объяснила Мейси, что пчелы никогда ничего не делают случайно, что даже хаотичные на первый взгляд движения точно выверены и имеют цель. Мейси ни за что не призналась бы, однако этот факт ее тогда очаровал. Она представила, что жизнь людей также подчинена определенной схеме: они вылетают из своих домов, удаляются от них, описывая все бо́льшие и бо́льшие круги, но потом всегда возвращаются обратно. Потому-то она знала, что Джорджия никогда не исчезнет из ее жизни.

– Берди, тебе что-нибудь нужно?

Мать повернулась к ней, и Мейси заметила, что на ее губах помада, та, которую она ей купила. Но вот в глазах матери появилось что-то новое. Они были ярче, нацеленнее. Как будто Берди видела Мейси по-настоящему. Как будто вот-вот ей ответит.

– Что ж, если я тебе понадоблюсь, я буду в столовой с мистером Графом и Джорджией.

Мейси вышла из комнаты и прошла по коридору в столовую.

За одним концом стола сидел Джеймс с ноутбуком, за другим – Джорджия, листала свои толстые каталоги. Копия статьи с именами художников, которую дала им Мейси, лежала возле Джорджии. К каждому имени было добавлено пояснение, написанное от руки, а одно имя из двух зачем-то обведено красным. Мейси узнала закругленный, с петельками, почерк – она помнила его с тех времен, когда тайком почитывала дневник сестры. Единственное, что в их с Джорджией дневниках было общего – совершенно неразборчивый почерк. У Бекки такой же. Мейси никогда не переставало изумлять одно обстоятельство: их бабушка была талантливой художницей, но ни ее дочь, ни внучки не то что рисовать не умели, а не могли даже красиво написать свои имена.

– Нашли что-нибудь? – поинтересовалась Мейси.

Джеймс оторвал взгляд от ноутбука.

– Ничего нового. Знакомая Джорджии в музее посмотрела на имена, которые вы им дали, и сразу поняла, кто из них мог нарисовать пчел. Эмиль Дюваль разрабатывал узоры для «Хэвиленд и Ко» в конце девятнадцатого века, в том числе по индивидуальным заказам. Другой художник из списка работал только для коммерческого рынка, и все его проекты хорошо известны.

Джорджия слегка отодвинула свой стул от стола.

– Поэтому сейчас я изучаю частный рынок. Я просмотрела, кажется, все образцы лиможского фарфора, вышедшего на коммерческий рынок за последние сто пятьдесят лет, и не нашла ничего даже отдаленно похожего на то, что нам нужно. Поэтому, полагаю, это был частный заказ, разработанный Эмилем Дювалем для конкретного заказчика. Хорошая новость состоит в том, что в таком случае фарфор Джеймса будет гораздо более ценным. Конечно, я могу ошибаться, но лучше я пока проверю эту версию, чем продолжу искать иголку в стоге сена. По крайней мере, поможет нащупать верное направление поиска.

– Сколько времени это займет? – спросила Мейси.

Джеймс и Джорджия оба посмотрели на нее.

– Это ведь может занять вечность, – продолжила Мейси. – И как вы узнаете, что Дюваль – тот, кто нам нужен? Было бы не так жаль тратить время на поиски информации о нем, если бы у нас имелись подтверждения, что он рисовал для того же завода, в то же время и именно насекомых.

– Мы выяснили, что отец Дюваля был пчеловодом возле Лиможа, и Эмиль изображал на фарфоре почти исключительно пчел, – со спокойной уверенностью пояснила Джорджия. – Думаю, достаточное подтверждение, и нам нужно копать в этом направлении, пока мы не попадем на жилу или не ухватимся за новую ниточку.

Джорджия взяла стопку старых пожелтевших бумаг, затем обошла стол кругом и вручила их Мейси.

– Пока мы ищем рисунок и художника, может, займешься этим?

Мейси посмотрела на груду бумаг и узнала в них старые документы, которые они достали из буфета бабушки.

– И что мне с этим делать? – натянуто спросила она.

– Просмотри их. Ищи имя «Аделина». Читай на обратной стороне фотографий. Оно что-то значит для Берди.