Еще одна из рода Болейн - Филиппа Грегори (2018)

– Нет, друг друга. Мне ни до кого в целом свете дела нет, кроме одной особы.

– Меня, – с тихой радостью угадала я. – А мне ни до кого дела нет, кроме тебя.

Мы провели ночь вместе в комнатке в маленькой гостинице. Стоило мне проснуться и повернуться к нему, он уже был рядом со мной. Мы засыпали друг у друга в объятиях, словно даже во сне не в силах расстаться ни на мгновение. Я проснулась утром, почувствовала всю тяжесть его тела. Он был во мне, и стоило мне шевельнуться, как в нем снова вспыхнуло желание. Я закрыла глаза и в полудреме позволила ему вновь наслаждаться моим телом, покуда сквозь занавески не пробилось утреннее солнце, не послышались шум и крики гостиничного двора, ясное предупреждение – пора возвращаться во дворец.

Он привез меня обратно на крошечном ялике, высадил на пристани, а сам поплыл дальше по течению, чтобы пристать там и возвратиться на полчаса позже. Я надеялась проскользнуть незамеченной в боковую дверь, добраться до спальни и даже попасть вовремя на утреннюю мессу. Но прямо у моей двери меня поджидал неизвестно откуда вынырнувший Джордж.

– Благодарение Богу, ты вернулась, еще час-другой, и всем было бы известно.

– Что такое? – быстро переспросила я.

– Анна не может подняться с постели. – Лицо мрачнее тучи.

– Я иду к ней! – Я помчалась по коридору, стукнула в дверь комнаты Анны, всунула голову внутрь. Она совершенно одна, в огромной роскошной спальне, лежит в постели, бледная, изнуренная.

– А, ты, – противным голосом сказала сестра. – Ну входи, чего уж там.

Я шагнула в комнату, брат за мной, плотно закрыл дверь.

– В чем дело?

– Кровотечение. И боль дикая, как при родах. Наверное, потеряю ребенка.

В ее словах такой ужас, мне просто не выдержать. Я знала, как выгляжу: волосы растрепаны, запах Уильяма все еще на коже; невыносимая разница – ночь, полная любви, и этот надвигающийся кошмар. Я повернулась к Джорджу:

– Приведи повитуху.

– Нет! – змеей прошипела Анна. – Не понимаешь, что ли? Если мы их сюда пустим, весь свет тут же узнает. Пока никто не знает, беременна я или нет, вокруг одни слухи. Я не могу рисковать – нельзя, чтобы знали, что я потеряла ребенка.

– Чепуха, – решительно заявила я Джорджу. – Мы же о ребенке говорим. И что, ему умирать из-за страха скандала? Перенесем ее в заднюю комнату, для слуг. Закроем ей лицо, задернем занавески. Я позову знахарку, скажу, что это для простой служанки.

Джордж застыл на месте:

– Коли девочка, не стоит и трудов. Лучше ей умереть, если опять девчонка.

– Бога ради, Джордж, это же младенец! Душа живая! Твоя родня, твоя плоть и кровь. Конечно, надо постараться ее спасти.

Его лицо окаменело, он больше не мой возлюбленный братец, он теперь как эти железные маски в суде, ни одна черточка не дрогнет, подпишут смертный приговор любому, лишь бы самих себя обезопасить.

– Джордж! Даже если это еще одна девчонка из рода Болейн, у нее тоже есть право жить – как у Анны и у меня.

– Хорошо. – Тон еще неуверенный. – Я перенесу Анну, а ты пошли за повивальной бабкой. И постарайся, чтобы никто не догадался. Кого ты пошлешь?

– Уильяма.

– О боже, Уильяма! – раздраженно бросил брат. – Что ему о нас известно? Он знает повивальную бабку? Найдет он ее?

– Я пошлю его туда, где бани. Там всегда есть повитухи. Он не проболтается – ради меня.

Джордж кивнул, пошел к постели. Я услышала, как он говорит с Анной, объясняет ей шепотом, нежно, ласково, она что-то бормочет в ответ. Но я уже выскочила из комнаты и помчалась в сад, надеясь перехватить Уильяма.

Я поймала его на пороге, отправила на поиски повивальной бабки. Он вернулся через час с довольно молодой и на удивление чистоплотной женщиной с узелком склянок и трав.