Личная жизнь адвоката - Наталья Борохова (2012)

– Но все равно у Винницкого не обнаружено колотых и резаных ран, – упрямо произнес он. – Потерпевшего лишили жизни без использования ножа.

– А вы видели уже заключение эксперта? – ехидно спросил сыщик.

– Нет, но вы сами сказали, что…

– Поживем – увидим, – философски заметил следователь.

Дальше все пошло примерно в том же духе. Жорик рассказывал о том, как они попали в дом Винницких, о недружелюбном приеме потерпевшим, о его требовании немедленно уйти. Он признал кражу двух колец с каминной полки, говорил о потасовке в гостиной, в результате чего порядок в гостиной оказался нарушен. Про сам факт причинения смерти он говорил смазанно.

– Да, я нанес ему удар в челюсть, потому что он назвал меня быдлом. Дальше я ничего не помню.

– Но от удара в челюсть не умирают, – возразил Кротов. – Вы его били еще?

– Возможно. Но я не помню.

– Почему вы не помните?

– Потому что у меня был аффект!

– Что?! – изумился Василий. – Кто вам об этом сказал?

Аффект, то есть состояние сильного душевного волнения, во время которого человек не осознает характер своих действий и не руководит своими поступками, всегда было излюбленной линией защиты для многих лиц, обвиняемых в причинении смерти или телесных повреждений. Свалить вину на потерпевшего, а самому умыть руки – не это ли заманчивая цель? Проблема состояла лишь в том, что суд признавал наличие аффекта в единицах из сотен заявленных случаев.

– Сам не дурак, – гордо отвечал Жорик на вопрос, кто ему подсказал такой путь защиты.

– Но где же была Ева, когда ты наносил удары Винницкому?

– Рядом была.

– Но ты же не помнишь, что происходило? Если ты не знаешь, что делал сам, как же ты можешь говорить о том, что делала Ева? – возразил Кротов. Эта игра в «помню», «не помню» показалась ему подозрительной.

Он обратил внимание на адвоката, который занимался своим делом, не собираясь вмешиваться в процесс.

– Коллега, – сказал он, собираясь привлечь защитника в союзники, но тот и ухом не повел. – Коллега, вы меня слышите? – он осторожно коснулся спины корпящего над своей писаниной адвоката. – Тут происходит какое-то недоразумение.

– А? Что? – встрепенулся тот, отрывая взгляд от бумаг. – Что нужно подписывать?

Следователь покачал головой.

– У вас нет к участникам очной ставки вопросов?

– Какие вопросы? – поморщился тот.

На самом деле, откуда они могли у него появиться, если в течение двух часов он блуждал по дебрям трудового законодательства? Все, что происходило в кабинете следователя, было ему неведомо и абсолютно неинтересно.

Ева, молчавшая до сих пор, вдруг вскинула глаза. В них блестели слезы.

– Жора, скажи правду, – попросила она. – Тебя били?

Это был единственный аргумент, на ее взгляд, который мог объяснить нелепое поведение приятеля. Она смотрела на него жалостливо, как глядят на тяжелобольного. Должно быть, она уже представила себе заскорузлые раны на его теле, следы ментовских прожарок.

Жорик дернул головой, не подтверждая, но и не опровергая ее догадки.

– Просто, детка, у меня есть определенные обстоятельства… – туманно заявил он. – Жизнь чертовски трудна.

– Какие обстоятельства могут заставить человека оговорить другого? – холодно поинтересовался Кротов.

– Мой клиент заключил досудебное соглашение о сотрудничестве, если вас это интересует, – сообщил защитник Жорика, собирая бумаги в портфель. – Теперь он связан определенными обязательствами, которые ему нужно выполнить. У нас все под контролем, молодой человек! Во всяком случае, мой клиент получил недурной шанс.

– Что это за «досудебное соглашение»? О чем оно? С кем он собирается сотрудничать? – беспомощно спрашивала Ева, переводя взгляд с одного лица на другое.