Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру (1993)

Робер Дарзак просил меня не только обезопасить комнату мадемуазель Станжерсон, но и сделать это настолько явно, чтобы преступник отказался от своих намерений и исчез, не оставляя следов. Я так и понял его последнюю фразу: «Когда я уеду, вы можете поведать о своих подозрениях на ближайшую ночь господину Станжерсону, дядюшке Жаку, Фредерику Ларсану, кому угодно и организовать до моего возвращения охрану, выступая ее инициатором».

Он ушел, бедняга, не понимая, что говорит. Мои глаза кричали ему вслед, что я угадал три четверти его секрета. Он, должно быть, совсем растерялся, если пришел ко мне в подобный момент. Нелегко же ему было оставлять мадемуазель Станжерсон, без конца перебирая в уме все эти трагические совпадения.

Когда его шаги замерли в конце галереи, я задумался. Вероятно, придется быть более хитрым, чем сама хитрость. Убийце следует дать ясно понять, что сегодня ночью ожидают его прихода. Ни за что на свете он не должен проникнуть в комнату мадемуазель Станжерсон, и если для этого потребуется его убить, что ж, я пойду и на это. Однако в то же время следует дать преступнику возможность подойти достаточно близко, чтобы разглядеть наконец его лицо и освободить мадемуазель Станжерсон от ее ужасной тайны.

— Да, мой друг, — сказал Рультабиль, положив трубку на стол и осушая стакан, — я должен наконец убедиться, что это именно то лицо, которое входит в круг, очерченный моим разумом.

В этот момент хозяйка внесла яичницу с салом, шипящую на сковородке. Рультабиль пошутил с ней, и в ответ мы также услышали веселую шутку.

— Наша хозяйка явно оживает, — заметил Рультабиль, — когда папаша Матье, измученный своим ревматизмом, оказывается прикован к постели. Вы не находите?

Но эта женщина уже меня не интересовала. Я находился под впечатлением последних слов своего друга и странного поступка Робера Дарзака.

После завтрака, когда мы снова остались одни, Рультабиль продолжал:

— Посылая вам телеграмму нынче утром, я еще исходил только из предположения Дарзака: «Убийца, может быть, объявится сегодня ночью». Теперь же можно сказать, что он определенно пожалует, и я его жду.

— С чего вы решили? Быть может…

— Молчите, — улыбнулся Рультабиль, — не продолжайте, а то скажете глупость. Я это знаю еще с половины одиннадцатого утра, то есть еще до вашего приезда, и, следовательно, раньше, чем мы увидели в окне Артура Ранса.

— Но почему именно с этого времени?

— Потому что в половине одиннадцатого я понял, что мадемуазель Станжерсон предпринимает столько же усилий, чтобы обеспечить убийце возможность проникнуть этой ночью в ее комнату, сколько предпринял бедняга Дарзак, обращаясь ко мне в надежде воспрепятствовать этому.

— Что вы говорите! — воскликнул я. — Возможно ли это? Вы же сами сказали, что мадемуазель Станжерсон обожает Робера Дарзака.

— Конечно, сказал, потому что это чистейшая правда.

— Но не находите ли вы странным…

— Все странно в этом деле, мой друг, но поверьте то «странное», что вы уже знаете, не идет ни в какое сравнение с тем, что вам еще только предстоит узнать.

— Приходится предположить, что мадемуазель Станжерсон и преследующий ее негодяй переписываются друг с другом.

— А почему бы и нет? Вы вполне можете это допустить. Вспомните о письме на столике мадемуазель Станжерсон, оставленном убийцей в ночь происшествия в Необъяснимой галерее, и о его исчезновении. Кто может поручиться, что убийца не требует в письме от несчастной жертвы очередного свидания и, наконец, что он, убедившись в отъезде господина Дарзака, не потребовал свидания сегодня ночью?

В этот момент дверь трактира широко распахнулась. На пороге показался Артур Ранс, приветствовавший нас достаточно флегматично.

XX. Поступок мадемуазель Станжерсон

— Вы меня узнаете? — поинтересовался Рультабиль.