Охота на ведьму - Астрид Фритц (2019)

Крамер резко остановился посреди толпы на рыбном рынке. Он схватился за грудь – что-то мешало ему дышать, воздуха не хватало. В последнее время приступы стали все чаще. Подступала старость. И доканывала усталость. Как же его утомила эта борьба. Мир словно замер, застыл при виде превосходящих сил зла, и только он, один-единственный жалкий человечишко, остался на поле боя, последний воин в сражении с предвестниками грядущего апокалипсиса.

Монах опустился на каменный край колодца в центре рыночной площади и окропил лоб холодной водой. Быть может, пора остановиться? Он добился справедливой кары для двух сотен ворожей, но тысячам, многим тысячам пока удавалось избежать казни. И вот уже много лет его инквизиторские расследования не приносили плодов, даже в Нюрнберге, где его вначале заставили вести всю документацию судебного процесса на немецком языке, а не на латыни, а потом и вовсе не казнили ни одну ведьму.

Кажется, последнюю ведьму, которую он сжег на костре, звали Сюзанна. Этой красавице из Селесты удалось навести ведовские чары даже на него самого, Крамера! Ее облик тут же предстал перед его внутренним взором, и Генрих вдруг вспомнил, что несколько дней назад здесь, в Аугсбурге, она снилась ему. Грудь снова сдавило, монах ловил губами воздух.

– Вам плохо, почтенный брат? – Какой-то незнакомец обеспокоенно склонился к нему. – Вам помочь?

Но Генрих не принял протянутую ему руку.

– Все в порядке. Все будет в порядке.

Глава 67

Республика Венеция, начало осени 1499 года, спустя тринадцать лет после бегства Сюзанны

Летняя жара наконец-то спала, с Адриатики дул теплый ветер. После воскресной мессы в церкви Сан-Поло[172] мы решили прогуляться по городу, пока не зарядили осенние дожди. Мы хотели пройти до Сан-Марко[173] и дальше, в Кастелло[174], и оттуда проплыть на гондоле до архипелага Лидо, отделяющего лагуну от открытого моря. Я всякий раз снова и снова приходила в восторг от одной только поездки в этой изящной, вытянутой, ярко раскрашенной лодочке, но больше всего мне нравилось сидеть на теплом песке и всматриваться в бесконечное блестящее море, представляя себе, как выглядит мир за горизонтом.

– Томмазо, не убегай! – крикнула я нашему старшенькому, когда тот, будто его пчела укусила, вдруг рванул вперед по просторной campo[175], сгоняя голубей и воробьев.

– Пусть побегает, – рассмеялся Орландо. – Мальчонке нужно побуянить немного.

Мы были не единственными прихожанами, кто задержался на площади, которую несколько лет назад вымостили светлой брусчаткой. Пока дети носились туда-сюда, играя в догонялки, взрослые слушали музыкантов, наслаждались теплым солнышком на ступенях фонтана или толпились вокруг наперсточников, заглядывая им за плечо, – эти игроки заполонили все площади в Венеции, даже самые маленькие campo, и уходили, только когда их прогоняла стража.

Здесь, в торговом квартале города, Орландо многие знали, и потому мы здоровались налево-направо, перекидываясь шуточками на этом чудесном, мелодичном языке, которым я уже неплохо владела.

Все, особенно женщины, так и норовили погладить по голове нашу маленькую белокурую доченьку, с чем Катерина молча мирилась, только губки иногда надувала. Она была на три года младше Томмазо, полная противоположность своему брату – кроткая, понимающая и осторожная во всем. Сейчас малышка послушно шла между мной и Орландо, крепко держа нас за руки.

– А можно мне миндального пирога, раз нам придется так далеко идти? – спросила она.

Наклонившись, Орландо чмокнул ее в лоб.

– Ma si´, tesoro mio[176].