Все, что мы оставили позади - Кэрри Лонсдейл (2018)

– Прости меня, Наталия. Мне очень, очень жаль, что я не тот мужчина, которым ты хотела меня видеть.

Когда эти слова сорвались с языка, Джеймс почувствовал, что извиняется за куда большее. За то, что потребовал от Эйми никому не рассказывать о нападении Фила. За то, что погнался за Филом в Мексику, никого не попросив о помощи. За то, что увез сыновей из их родной страны. И за то, что не помнил, как сильно он когда-то любил Наталию.

Переполненный собственными эмоциями – гневом, отчаянием, горем и стыдом – Джеймс позволил своему взгляду скользнуть к двери, выходящей на веранду. Боже, он повел себя как придурок, придя в ее комнату, но теперь ему нужно было выбраться отсюда. Пробежаться, завопить, разбушеваться.

– Я, пожалуй, пойду. – Не стоило даже пытаться исправить то, что было между ними не так, он с треском провалился в налаживании отношений.

– Я люблю тебя, Джеймс, – сказала Наталия, когда он схватился за ручку двери. – Я любила тебя, когда ты был Карлосом, и я люблю мужчину, которым ты стал сейчас.

Его рука задрожала, ударилась о ручку. Он отпустил ее и повернулся к Наталии. Она стояла посреди комнаты с залитым слезами лицом, пальцы комкали мокрый бумажный платочек.

– Ты великолепный человек и замечательный отец. Я знала, что ты таким будешь.

«Иди к ней!»

Голос раздался в голове, и на безумную долю секунды Джеймс подумал, не голос ли это Карлоса.

Наталия печально улыбнулась, и эта улыбка как будто расставила все по своим местам. Карлос подарил Джеймсу воспоминания в виде записей. «Я – это ты», – написал он.

И тут до него дошло. Джеймс и есть ее Карлос.

Тремя большими шагами Джеймс пересек комнату и схватил Наталию в объятия. Она вскрикнула, сжалась от резкого, неожиданного прикосновения. Потом ее руки обвились вокруг него, и он почувствовал, как она растаяла. Он уткнулся лицом во впадинку между ее плечом и шеей, чуть согнулся, как будто был ее убежищем, и застонал, выплескивая свою тревогу. Так много времени прошло с того момента, когда он кого-то обнимал или кто-то хотел обнять его.

Его руки заскользили по ее спине, и он почувствовал, что Наталию бьет дрожь. Они оба дрожали. Громкие, хриплые рыдания сотрясали ее тело, пальцы утонули в его волосах, а он просто обнимал ее. Потом провел губами по плечу, по шее и добрался до раковины ее уха. Это ощущение, когда любящая женщина прикасается, обнимает и ласкает его, потрясло Джеймса до глубины души. На глазах выступили слезы.

Наталия прижалась губами к его плечу. Сквозь рубашку он чувствовал ее жаркое дыхание, потом ее зубы прикусили кожу над воротником. Он застонал, когда это ощущение распространилось по мышцам. Джеймс вдохнул ее – отчетливый, теплый аромат и соленый, мускусный запах возбуждения, – и ему вдруг захотелось только одного: обладать ею. Она была нужна ему.

Ее губы заскользили по его телу. Она прошептала его имя – Джеймс, – и, помоги ему господи, его сердце забилось быстрее, кровь отхлынула вниз. Каждая его частичка вспыхнула, словно сухой лес после многолетней засухи.

– Я хочу тебя, я так сильно хочу тебя. – Наталия снова потянула его за рубашку.

– Знаю, детка. – Но рубашку он не снял.

– Поцелуй меня, – прошептала Наталия у самых его губ. И он поцеловал. Это он себе позволил. И это его едва не убило.

Каждая строчка из дневника, описывавшая, каково это – целовать Наталию, бледнела по сравнению с реальным поцелуем. Джеймс желал ее с отчаянием мужчины, который долгие годы был одинок, с желанием мужчины, который так много потерял.