Все, что мы оставили позади - Кэрри Лонсдейл (2018)

Не успев осознать, что делает, он отстегнул ее ремень безопасности и перетянул Эйми к себе на колени. Одной рукой Джеймс обнял ее за талию, другую запустил в локоны, которые он так любил. Обхватив ее затылок, он подставил свое плечо, чтобы она могла на нем поплакать. К его удивлению, Эйми вместо этого поцеловала его.

Господи помоги, он поцеловал ее в ответ. И этот поцелуй обрушился на него с невероятной силой. Джеймс ужасно скучал по ней. По ее вкусу, прикосновению, аромату.

По ней.

В этот поцелуй они вложили все, что у них было, и все, что они потеряли. Их слезы смешались, когда они цеплялись друг за друга, дрожа в объятиях.

Джеймс прервал поцелуй, взял в ладони ее лицо, прижался лбом к ее лбу. Ему столько надо было сказать ей, столько объяснить. Джеймс знал, что ее беспокоило его нежелание говорить о родителях или о том, каково это – расти в доме, где любовь матери надо заслужить. Ему ничего не давалось даром. Особенно трудно было скрывать от нее правду о Филе, что он ему брат, а не двоюродный брат, как вся семья заставила верить окружающих. Каждый из них по-своему испытывал отвращение к тому факту, что мать состояла в кровосмесительной связи со своим братом. Джеймсу было стыдно. Его семья и то, как они относились друг к другу, то, как мать пренебрегала его искусством, то, как отец наказывал его, – все это смущало Джеймса.

Но, оглядываясь назад, он понял, почему Фил был таким лодырем. Мать отказывалась открыто признать его своим сыном. Да, в то время он был сыном исполнительного директора «Донато Энтерпрайзес», но для внешнего мира имя матери, родившей его, оставалось тайной. Дядя Грант никогда не говорил о ней. Он так и не признался в том, что спал с собственной сестрой, пока Фил и Джеймс не увидели их не просто в объятиях друг друга.

В глубине горла Джеймса возник звук отчаяния. Слова просились на язык. Он хотел объяснить, почему последовал за Филом в Мексику. Сказать, что «Донато Энтерпрайзес» пошла бы ко дну, если бы Фил продолжать вливать на ее счета деньги от продажи наркотиков. Федералы конфисковали бы всю их собственность. Джеймс все потерял бы, включая собственные мечты. Если бы его вложения превратились в дым, он бы не смог открыть художественную галерею, он не смог бы обеспечивать такую жизнь, которую заслуживала его будущая жена. На гонорары художника этого не сделаешь. Филу незачем было нападать на Эйми, чтобы добраться до него. Отмывания денег хватило бы для того, чтобы уничтожить Джеймса. Это почти разорило Томаса.

Но не эти слова сорвались с его губ. Джеймс поцеловал Эйми в лоб, в висок и в скулу.

– Прости меня за то, что я оставил тебя. Мне не следовало покидать тебя, – сказал Джеймс, и Эйми зарыдала громче. – Прости меня за все. Мне следовало сказать тебе о Филе. Мне следовало быть рядом с тобой, помочь тебе преодолеть…

Эйми всхлипнула, и, прежде чем Джеймс понял, что происходит, она уже оказалась на своем сиденье и пристегивала ремень безопасности, оставив холод и пустоту там, где ее тело прижималось к его телу. Джеймс почувствовал внутри такой же холод и такую же пустоту.

Слезинки цеплялись за ее подбородок. Он вытер одну пальцем, и Эйми вздрогнула. Она снова обеими руками вцепилась в руль и включила зажигание.

– Эйми? – Джеймс запнулся, произнося ее имя. Он чувствовал, что она отдаляется и уносит его с сердце с собой.

– Я люблю тебя, Джеймс, – прорыдала она, не глядя на него. – Я всегда буду любить тебя. – Эйми подняла на него глаза карибской голубизны. – Но я люблю Яна. Я так сильно его люблю. У нас красивая дочка. Мы назвали ее Сарой в честь мамы Яна. Мы семья, очень счастливая семья.

Его сердце упало. Она убивала его. В глубине души он знал, что они больше никогда не будут вместе, но эти слова, произнесенные ею, вышибли из него дух.

Он не мог дышать. Ему нужно было выйти из этого автомобиля.