Год наших тайн - Сарина Боуэн (2014)

Спортивный герой, на которого было вылито больше грязи, чем на кого бы то ни было в хоккейном сообществе, днем выглядел совсем старым и жалким. Даже голос звучал нетвердо. Но глядя на него, я испытывала не жалость. И не отвращение. А недоумение.

Сейчас, когда я столкнулась с отцом на кухне, в голове у меня завертелся все тот же вопрос, возникавший при виде его каждый раз: «Виноват ли он? Очень может быть. Но почему же я ничего не замечала?»

За этими привычными вопросами следовал столь же привычный ответ: «Ты тоже виновата. Только идиотка и эгоистка могла не заметить».

Слегка кашлянув, я ответила:

– Мне все нравится в колледже.

В первый раз он поднял на меня глаза.

– Это хорошо, малышка. Рад это слышать.

– Я ухожу ненадолго. Увидимся.

Он кивнул.

– Деньги не нужны?

– У меня есть. Спасибо.

Он кивнул еще раз и взял стакан. После чего самый закоренелый педофил в мире – или человек, подвергнутый самым несправедливым обвинениям в истории спорта, – прошаркал назад в свое убежище.

Прежде чем я успела выйти, появилась мама.

– Идешь на матч?

– Да.

– Говорила с отцом?

– Говорила.

Она скосила на меня глаза.

– Может быть, подвезти…

– Не надо, – быстро сказала я. – Ключ от входной двери у меня есть. Пока.

Оказавшись в гараже, я надвинула капюшон на бейсболку и пониже опустила козырек. Аззан и прочие гориллы были вне поля зрения. Я вышла из гаража через боковую дверь, во тьму нашего двойного участка. Когда мне было семь лет, родители купили соседний дом и снесли его, так что у нас оказался самый большой двор в округе. Отец оборудовал там небольшой каток. Еще недостаточно холодно, чтобы его заливать, да и вряд ли в этом году отцу будет до катка.

Я обежала каток, направляясь к границе наших владений так, чтобы не попасть в поле зрения телевизионщиков, которые, возможно, дежурят у ворот. За мной никто не гнался, но я продолжала бежать. В детстве я побаивалась дальних закоулков нашего гигантского двора и сейчас, продираясь сквозь кусты на тротуар, ощутила отзвук былых детских страхов.

До ледовой арены было десять минут бега трусцой, и я не останавливалась до самой подъездной дорожки.

Замедлив шаг, чтобы перевести дыхание, я рассматривала ярко освещенное здание. Я не была внутри с тех пор, как колледж отстранил моего отца от тренерства на время расследования. Если бы я специально выбирала в городе место, где меня меньше всего хотят видеть, Ледовый дворец Стерлинг-колледжа победил бы безоговорочно. Но стремления узнать, кого я там встречу, и желания хоть ненадолго смыться из дому было достаточно, чтобы заставить меня переступить порог.

Я купила в кассе билет и вошла.

Отыскать в толпе Энди было нелегко, я ведь не знала, во что он одет и не нахлобучил ли шапку. Я медленно шла вдоль верхнего яруса. В толпе были десятки знакомых лиц. Вот мой дантист на своем обычном месте, рядом со скамейкой штрафников. Вот моя школьная хоккейная тренерша с мужем около студенческого сектора.

Никто из них не обрадовался бы ни мне, ни другим членам нашей семьи. В прошлом году я часами пыталась понять причины этой глухой ненависти. И поняла, что отцовский Кубок Стэнли только испортил дело. Жители нашего города не могли смириться с мыслью, что, может быть, хвастались друзьям, что знакомы с Джей-Пи Эллисоном или хотя бы часто встречали его в кофейне.

Их предал человек, которого они превозносили. И теперь они стыдились, что восхищались им. А я служила им живым укором.

Конечно же, меня он тоже предал. Но они плевать хотели на такие тонкости.

Старые привычки неискоренимы, и я поймала себя на том, что изучаю табло. Два-один в пользу Квиннипэка, первый период наполовину сыгран. Пора квитаться, мысленно произнесла я, прежде чем вспомнила, что мне наплевать на игру.

Бриджер