Черные кувшинки - Мишель Бюсси (2017)

Я вздохнула. Что ж, буду делать, как все остальные. Пойду туда, куда указывают божьи коровки. Местные археологические находки, занимающие весь первый этаж, меня нисколько не интересовали. Я посмотрела на лестницу. На втором этаже и выше выставлены собрания пейзажистов и картины современных художников. Монументальная лестница — еще один предмет гордости Вернонского музея, и, надо сказать, тут есть чем гордиться. Через каждые четыре ступеньки на ней стоят скульптуры — всякие там кони, лучники и прочее, — а сверху на них взирают с огромных портретов бесконечные эрцгерцоги, коннетабли и князья, все благополучно забытые и сосланные сюда, в предбанник. Меня охватила тревога. Они так носятся с этой своей лестницей, что им хватит ума отключить лифт…

63

Паскаль Пуссен внимательно рассматривал ящик для красок с маркой Winsor & Newton. Серенак и Бенавидиш молча смотрели на него. Расследование зашло в тупик, и они решили привлечь всех экспертов, каких сумели найти. В их числе оказался и Паскаль Пуссен, которого им представили как виднейшего специалиста по творчеству импрессионистов, особенно связанных с Нормандией. Поначалу директор музея отказывался от встречи, ссылаясь на чрезвычайную занятость, но в конце концов согласился уделить полицейским несколько минут. Сидевший перед ними человек полностью соответствовал тому образу, который сложился у Сильвио Бенавидиша после телефонного разговора: высокий, худощавый, в сером костюме и пастельного цвета галстуке; потенциальный директор Лувра — ни больше ни меньше.

— Красивая вещица, господа. И очень неплохо сохранившаяся, хотя ей, должно быть, лет сто. Не думаю, чтобы она стоила баснословных денег, но кое-кого из коллекционеров наверняка заинтересует. Подобную модель компания Winsor & Newton выпускала в начале двадцатого века, в основном для американских художников, но постепенно фирменная марка с изображением дракона завоевала популярность во всем мире. Полагаю, в таком ящике мог хранить кисти и краски любой художник, не лишенный снобизма либо склонный к ностальгии.

Бенавидиш и Серенак сидели в двух старинных креслах, обитых красным бархатом. Кресла оказались далеко не такими удобными, как могло показаться на первый взгляд. Обоих полицейских не покидало чувство, что при малейшем неловком движении черные лакированные ножки под ними подломятся.

— Месье Пуссен, — сказал Лоренс Серенак. — Как вы полагаете, на рынке еще могут существовать неизвестные полотна Моне? В частности, «Кувшинки»?..

Директор музея положил ящик на стол.

— Что вы имеете в виду, инспектор?

— Ну, например… Представим на минуту, что у одного из жителей Вернона или соседних деревень хранится картина, когда-то подаренная ему Клодом Моне. И даже, не исключено, одно из двухсот семидесяти двух полотен с кувшинками?..

— Когда Клод Моне поселился в Живерни, — непререкаемым тоном изрек директор, — он уже был известным художником. Каждая его работа уже являлась национальным достоянием. Моне крайне редко дарил свои картины. Они уже тогда стоили немалых денег.

Он чуть подумал и добавил, блеснув белоснежными зубами:

— Он нарушил это правило ради музея Вернона, чему мы обязаны исключительной ценностью нашего собрания.

Судя по всему, ответ удовлетворил Серенака. Но не Сильвио Бенавидиша, которому вспомнились восторженные комментарии хранителя Руанского музея изящных искусств.

— Извините, — вмешался он, — но ведь Моне приходилось постоянно торговаться с соседями, жителями деревни Живерни. Он хотел устроить на своем участке пруд… Он просил не убирать стога сена, пока он не закончит картину… Разве нельзя допустить, что в обмен на любезность он обещал кому-то подарить будущую картину?

Замечание Бенавидиша рассердило Пуссена, и он не счел нужным это скрывать.