Черные кувшинки - Мишель Бюсси (2017)

— Теодор Робинсон, американцы… Помешательство на импрессионизме и куча долларов… На что стал бы похож Живерни, если бы не они? — Сенегалец взмахнул руками. — Знаете что, инспектор?

— Нет, не знаю.

— В сущности, я такой же, как Эжен Мюрер. Сижу у себя в лавке, как какой-нибудь бакалейщик. Если бы можно было повернуть время вспять, знаете, кем бы я стал?

— Неужели кондитером? — пошутил Лоренс.

Амаду Канди залился звонким смехом.

— Нравитесь вы мне, — с трудом выговорил он. — Причем оба. К вам, большой муравьед, это тоже относится. Нет, друзья мои, не кондитером. Честно говоря, мне хотелось бы, чтобы мне опять было десять лет. Ходил бы я в школу, и красивая учительница убеждала бы меня, что я гений, и я вместе с сотнями других детей со всего мира готовился бы к конкурсу юных художников, объявленному фондом Робинсона.

27

Солнце почти скрылось за вершинами холмов. Фанетта спешила закончить картину. Никогда еще ее кисть не летала по холсту так быстро, оставляя белые и охряные мазки. На полотне вставали очертания мельницы с двурогой башней и опущенной в воду плицей колеса. Сегодня Фанетта была предельно сосредоточенна, а вот Джеймс без конца отвлекал ее разговором.

— Фанетта, у тебя есть друзья?

«Джеймс, ну почему я никогда не задаю тебе таких вопросов?»

— Конечно. А ты как думал?

— Ты почти все время одна…

— Ты же сам говорил, что я должна быть эгоисткой. Когда не пишу, я провожу время с друзьями.

Джеймс медленно шел по полю, один за другим складывая мольберты — исполнял свой ежевечерний ритуал.

— Но раз уж ты спросил, ладно, так и быть, отвечу. Они меня раздражают. Особенно Винсент. Тот самый, что прокрался сюда в прошлый раз. Он за мной по пятам ходит. Я его зову банкой с клеем.

— С лаком!

— Что-что?

— Банкой с лаком. Для художницы лак полезнее клея.

«Иногда Джеймсу кажется, что у него есть чувство юмора».

— Есть еще Камиль, но он слишком задается. Считает себя вундеркиндом, представляешь? А из девочек — Мэри. Плакса. И подлиза. Терпеть ее не могу.

— Никогда этого не говори, Фанетта.

«А что я такого сказала-то?»

— Не говорить чего?

— Я ведь тебе уже объяснял, Фанетта. Природа наградила тебя редким талантом. Да-да, не делай вид, что не понимаешь. Ты хорошенькая, умная и сообразительная. Живописный дар дан тебе свыше — как будто фея осыпала тебя золотой пылью. Но ты должна быть очень осторожной! Другие будут тебе завидовать. Потому что у них будет далеко не такая счастливая жизнь, как у тебя.

— Чепуха! Ты говоришь чепуху! И вообще у меня всего один настоящий друг. Его зовут Поль. Ты его еще не знаешь. Я его как-нибудь сюда приведу. Он согласен. Мы с ним вместе совершим кругосветное путешествие. Он сказал, что повезет меня по всему миру, чтобы я могла писать. В Японию, в Австралию, в Африку…

— Не уверен, что в мире найдется человек, способный на такой подвиг.

«Джеймс, иногда ты меня просто бесишь».

— Уже нашелся! Это Поль.

Он отвернулся и начал собирать в ящик тюбики с красками. Фанетта скорчила ему рожицу.

«Джеймс ничего не понимает. Если честно, я сама не понимаю, что он сейчас делает. Смотрит на свои краски, как баран на новые ворота».

— Джеймс, ты что, заснул?

— Нет-нет. Все нормально.

«Какой он временами странный».

— Знаешь, Джеймс, я хочу написать на конкурс что-нибудь другое, не ведьмину мельницу. Эта твоя идея насчет повторения картины с папашей Троньоном… Что-то она мне разонравилась.

— Ты так думаешь? А Теодор Робинсон…

— Я знаю, что напишу! — перебила его Фанетта. — Я напишу «Кувшинки»! Но не старческие, как у Моне! Я напишу молодые «Кувшинки»!

Джеймс смотрел на нее испуганно, словно она произнесла страшное святотатство.

«Как он покраснел! Того и гляди, сейчас лопнет. Вылитый папаша Троньон!»

Фанетта рассмеялась.