Из царства мёртвых - Буало-Нарсежак (1995)

Возле флигеля свалены в кучу корзины, обшитые мешковиной ящики. Франсуа появился лишь после второго гудка, держа в руке молоток, а во рту — гвозди. Нехотя открыл ворота. Фомбье проехал, до предела вдавив акселератор. Быстро завернул, на большой скорости влетел в гараж, так что шины взвизгнули на цементном полу. От резкого торможения машина клюет носом, стонет. Но Фомбье уже захлопнул дверцу и удаляется. Он очень озабочен. Взгляд отсутствующий. Стянул перчатки. Нервно ступает по собственной, бегущей впереди тени. У крыльца Фомбье выругался. Франсуа так и не срубил сирень. Давно пора его гнать. Ишь взял волю! Вечная история. Если вы добры, люди считают вас слабым. А если пользуетесь своей властью, начинают ненавидеть. На фабрике все шушукаются у него за спиной. Вот было бы радости, арестуй его Флесуа. Подлецы! Не упускают случая написать мелом на стене, дверях, даже на бортах грузовика: «Фомбье — убийца». А ведь на самом деле никто из них не верит в его виновность. И газеты освещали события очень подробно, излагали заключение следствия. Но им все равно! Лишь бы поиграть у него на нервах. Его преследуют, ему бросают вызов за то, что он хозяин и останется им. Но он еще покажет! Первого же, кого поймает с мелом в руке… Черт побери! Небось в тюрьме места хватит!

Фомбье дошел до лестницы и увидел у стены большой чемодан. Он сразу обо всем догадался, и рука его гневно сжала перила. Он взлетел, прыгая через две-три ступеньки, на второй этаж… Комната Симоны была открыта. Он толкнул дверь. Симона, стоявшая на стуле возле распахнутого шкафа, обернулась.

— Не уезжайте! — закричал Фомбье. И добавил тише, с вымученной улыбкой: — Вы не можете уехать… Я просто не так понял, правда?

Она спускается на пол. Он впервые видит Симону удивленной, растерянной.

— Комиссар… позволил нам, — объясняет она, краснея. — Мы ведь были гостями… Клодетты. Так что теперь…

Фомбье входит в комнату и захлопывает дверь ногой.

— Теперь вы — мои гости.

Увидев, что Симона пятится, он остановился.

— Вы что же, боитесь меня? Значит, вы тоже… Даже вы. Вы поверили этому! — Он сел на кровать, запустил пальцы в волосы, вздохнул. — Все хотят меня покинуть, — прошептал он. — Симона! Я уже три дня собираюсь с вами поговорить… Выслушайте меня. Прошу… Только сначала сядьте.

Симона подчиняется. Она скованна. Заметив, что взгляд Фомбье устремлен в шкаф, на белье, кружева, скомканные чулки, она осторожно толкает дверцу. Фомбье опускает глаза. Теперь он не может найти слов.

— Симона… вы будете поражены… но я вынужден торопиться… Может быть даже, вы сочтете, что я… говорю гнусные вещи… Но я больше не могу… Я должен сказать… Я никогда не любил жену… Да, знаю. Она умерла всего три недели назад, а три дня назад погибла Клодетта… Еще рано заговаривать об этом… Но когда я увидел внизу ваш чемодан…

Он обеими руками сжал медный прут на спинке кровати, посреди лба забилась синяя жилка.

— Послушайте, Симона. Для меня сейчас важно лишь одно: я свободен! Свободен! С сегодняшнего дня я снова начинаю жить! Я богат! Не по моей воле, но так уж случилось. Я богат! Свободен и богат! Так не уезжайте! Разве вы не поняли, что нужны мне? До сих пор я не мог быть самим собой, потому что влачил здесь какую-то… жалкую и страшную жизнь… Но в вас мое спасение. С вами я смогу поднять фабрику, заново поставить производство… Все уже давным-давно сложилось у меня в голове… Фирменный магазин в Париже, сеть складов в провинции, еще одна фабрика в Марселе… И преображенный, помолодевший «Мениль»… Теплица, теннисный корт, на месте гаража — лаборатория… Все, все уже продумано… Вы будете гордиться, что стали госпожой Фомбье…

Он выдохся и остановился. Но тут же, схватив ледяное запястье Симоны, продолжил: