Порочные - Мира Вольная (2020)

На самом деле непонятным было не только поведение Джефферсона. Поведение лаборанта тоже озадачило сегодня. Как и моя собственная реакция на волка. Мне очень не хотелось думать о том, что произошло во время нашей встречи, но не думать об этом не получалось.

Что если он — моя пара? Что если… волчица выбрала Джереми?

Вот серьезно, только этого дерьма мне и не хватало для полного счастья.

Очень хотелось малодушно списать все на что-нибудь избитое и банальное: стресс, реакция на блокатор, хитромудрая мутация у Джереми или любая другая хрень, но…

Но, твою мать, я в это не верила. Не могла.

Но и то, что мы связаны, я тоже отчего-то не могла принять.

Тьфу!

Я врезала от досады кулаком по кровати и перевернулась на другой бок, невероятным, невозможным усилием отгоняя мысли. Вообще меня всегда удивляла эта особенность: мы вскрываем себе вены, ковыряемся в ранах, сдираем с себя кожу исключительно по вечерам, лежа в кровати и глядя в потолок, вместо того, чтобы просто спать. Подсознание — та еще сука. А поспать мне надо, день завтра обещает быть удивительно отвратительным.

И странно, но в сон я провалилась практически сразу же. В обычный сон, без сновидений, просто долгожданная тишина и темнота.

Утро наступило нежданно — ворвалось в эту блаженную тишину и темноту ором будильника и разбило ее в дребезги, вырвав из горла стон отчаянья и разочарования.

Душ немного помог прийти в себя, мир вокруг не казался таким уж мерзким. Я любила принимать душ по утрам, могла проторчать под струями воды больше часа. Вот и сегодня провела в ванной кучу времени и вышла из кабины с улыбкой на губах.

Но улыбка слетела с лица, стоило только открыть дверь в комнату.

В доме кто-то был.

Дело не в шорохе, не в шуме, даже не в запахе. Просто в ощущении: оно шарахнуло апперкотом, натянуло мышцы и скрутило нервы, заставило вслушиваться до звона.

В комнате никого не было.

Я тихо пересекла спальню, стараясь ничего не задеть, стараясь сделать так, чтобы полотенце не шуршало по телу, чтобы не было слышно звука шагов. Бесконечно медленно повернула ручку, так же бесконечно медленно открыла дверь, считая собственные вдохи и выдохи.

Не было страшно.

Я злилась. Я очень сильно злилась.

Замерла в полутемном коридоре, продолжая вслушиваться в окружающее пространство. И ничего не слыша.

Совершенно ничего: ни дыхания, ни скрипа досок, ни шорохов.

Но в доме кто-то был. Ощущение чужого присутствия, как тонкая пленка, обволокло кожу, проникло в кровь, адреналин ртутью растекся по телу, как цезий без аргона.

Я сделала несколько шагов к гостиной, внимательно оглядела то, что смогла: большую часть дивана, комод, арку, ведущую к кухне, угол телика. По ногам потянуло прохладой. Где-то было открыто окно. Не где-то — на кухне.

Еще несколько шагов.

Я скользнула вдоль стены к небольшому камину. Предельно аккуратно, чувствуя себя ребенком на ярмарке, пытающимся провести кольцо через вращающуюся спираль так, чтобы не задеть ее краев, вытащила из подставки возле небольшого камина кочергу.

Можно, конечно, было обернуться. Еще там, в ванной. Но я опасалась, что хруст костей выдаст с головой и незваный гость просто сбежит. А я очень не хотела, чтобы он ушел вот так. Видимо, разгром в моей собственной квартире в Эдмонтоне дал о себе знать. Видимо, прорвался здесь, через эту ярость — необдуманную, беспечную, безрассудную.

Где-то в самом дальнем уголке сознания билась мысль о том, что я поступаю неправильно, слишком рискованно. Но мысль была чертовски робкой, а ярость чертовски огромной.

Я сжала кочергу крепче, перехватив правой рукой, и шагнула к кухне, снова прижалась к стене, вслушиваясь.

Ничего.

Только звуки с улицы. И все тот же сквозняк по ногам.

Могла ли я оставить окно открытым?