Порочные - Мира Вольная (2020)

Он стоял возле двери, грудь быстро опускалась и поднималась, глаза были темными, как сама бездна, взгляд ошалевшим, ничего не понимающим.

— Понравилось? — спросила хрипло, не торопясь прикрывать расплавленное, почти предавшее меня тело.

Джефферсон с шумом втянул воздух, желваки заходили на скулах, на шее проступили вены. Он смотрел на меня, разглядывал каждый миллиметр, каждую родинку, выпуклость и впадинку, споткнулся на кружеве нижнего белья, снова тяжело и гулко сглотнул.

— Ты знаешь ответ, Эмили.

— Знаю, — улыбнулась. — Знаю, что ты хочешь меня. А еще знаю, что вся эта забота, внимание, твои взгляды закончатся, как только ты затащишь меня в постель. Но, Марк, — покачала головой, — я не стану с тобой трахаться. Я больше не поведусь на эту хрень. Поэтому смотри. Смотри внимательно на то, что тебе никогда не достанется.

Джефферсон дернул головой: резко, порывисто. Облизал губы, тут же сжавшиеся в тонкую линию. Взгляд стал тяжелым, странно-затягивающим.

— Я сделал тебе настолько больно? — вопрос прозвучал тихо, но для меня был похож на взрыв. Оглушил. Будто Марк меня ударил. И удар был очень болезненным.

Черт, неужели я не переросла, не пережила это?

Все сложно… Почему все так сложно? Почему больно?

Я не успела пошевелиться, ничего сказать, не успела отступить, когда Джефферсон снова оказался рядом, когда вытащил из онемевших пальцев полотенце, когда завернул меня в него и усадил на стол, сжимая плечи.

— Ты даже не представляешь, — выдавила зло. Казалось, это признание вырвалось наружу сгустками крови, болезненным спазмом, продравшим от основания до макушки, сжавшим в кулак внутренности. Я хотела его оттолкнуть, но боялась прикоснуться, боялась сорваться. — Я просила тебя тогда не выходить в круг, я просила тебя не драться за Крис. И ты обещал. Обещал не делать этого, но…

Непонятное выражение промелькнуло на лице волка. Он смотрел, ничего не говоря, несколько бесконечных секунд все тем же тяжелым, выедающим взглядом, а потом обнял.

Обнял…

Он, мать твою, меня обнял…

Меня затрясло. Так сильно и так резко, что даже зубы клацнули. Руки вцепились в футболку на плечах, сжали ткань в кулаках, натягивая почти до треска.

…и зашептал в ухо.

— Я дрался в том чертовом круге пять лет назад не за Кристин Хэнсон. Я дрался там за тебя, — каждое слово, как яд, как иголки в открытую рану. — Ты была в доме, Эмили, ты была на пороге новолуния. И чужаки пришли к нам. Чужаки стояли на площадке, вдыхали твой запах, чувствовали тебя. Они рычали и скалились, прорывались внутрь, они готовы были забрать тебя силой, увести от волка, из стаи. Забрать у меня. Я был глуп и взбешен. Слишком взбешен, чтобы сдержать зверя. Я даже не понял, как перекинулся тогда. Ничего не соображал. Только твой запах.

Хотелось орать. Хотелось ударить его так, как никого никогда не била. Хотелось сделать ему больно.

А он ничего не замечал, не понимал моего состояния, или делал вид. Продолжал говорить этим проклятым шепотом, пробирающим до основания, продолжал заколачивать гвозди в мой гроб.

— Ты пахнешь летом, заучка. Ты резкая, дерзкая, упрямая. Ты никогда меня ни во что не ставила, ты отчитывала меня, как мальчишку, даже в детстве. Ты… — он замолчал, втянул носом воздух за моим ухом, потерся, — ты сводишь с ума, ты обжигаешь. Ты убиваешь, Эмили.

То ли рык, то ли стон сорвался с губ, я все-таки врезала ему, отстранившись. Хлесткая, звонкая пощечина, и боль в руке.

— Не смей! — прорычала, вскакивая со стола. — Не смей, Маркус. Хватит с меня твоих игр, твоих непонятных… всего этого дерьма. Что?! Стае нужен врач? Франческа лажает на каждом шагу?

— Я не играю, — покачал он головой. Джефферсон был удивительно спокоен, невозмутим, голос оставался ровным. — И стая может идти на хер. Речь не о ней, речь о нас.