Порочные - Мира Вольная (2020)

— Джереми… — прохрипела, выставляя вперед руку, стараясь остановить… остановить себя, закрывая глаза, чтобы не видеть отклик зверя в его взгляде. Отклик на мои действия, на мой запах, на голос.

Лоб покрылся испариной, заныло внизу живота, дышать стало совсем невыносимо.

Надо уйти.

Срочно.

Я делаю шаг назад, отступаю, чтобы развернуться и броситься к комнате, но не успеваю. Чувствую только руку, обвившуюся вокруг талии, чувствую другую — в волосах, и горло сжимают спазмы, я почти задыхаюсь.

Сдохну, если…

Его губы наконец-то накрывают мои, язык вторгается в рот, и тупая волчица скулит и тявкает от счастья внутри, выгибает спину, заставляет отвечать на поцелуй, впиваться в эти пухлые губы сильнее, сплетать свой язык с его.

Я трусь о волка всем телом, как последняя шлюха, потому что внутри меня адово пламя, потому что не могу не прикасаться к нему, не прижиматься к нему, не могу не делать то, что делаю. Мне хорошо… Почти хорошо. Почти, потому что мало. Мне нужна его голая кожа, мне нужен он во мне, мне нужно ощутить его клыки на шее.

Я выдыхаю, и жалкий, жалобный стон, мой стон, доносится до слуха. Мне очень жарко, очень влажно, я почти кусаю оборотня, не соображая, не понимая, что делаю.

Мне надо, чтобы он трахнул меня.

А руки волка сильнее прижимают, почти до боли, он задирает футболку… Дурацкую, так мешающую сейчас футболку, вытертую, желтую, с тупой уткой из мультика, в которой я спала сегодня. И горячая ладонь накрывает мой живот, пробирается ниже, к белью, ласкает сквозь ткань.

Эта ладонь обжигает, заставляет дрожать сильнее, хотеть его сильнее.

И меня дергает. Дергает где-то в позвоночнике, в животе, внутренности сжимаются.

Я готова умолять… Умолять о том, чтобы он трахнул меня, чтобы укусил.

А поцелуй все длится и длится.

Он терзает и рвет собственными клыками мои губы. У меня во рту моя же кровь. Джереми заставляет меня отступить, впечатывает в стену с такой силой, что что-то валится с нее на пол. Волк сжимает мою грудь.

Больно.

А потом так же сжимает сквозь белье место, где так горячо, где все тянет и ноет.

И мне снова больно.

Волчица готова для него, волчица хочет его, он нужен ей…

Страх сжал горло в один миг. Чудовищный, огромный, как вселенная, страх. Выдавил из легких остатки воздуха, приглушил это безумное, дикое желание, чертовы инстинкты.

…но он не нужен мне. Какого хрена?

Я отворачиваю голову, сжимаю ноги, упираюсь руками в плечи волка в попытке оттолкнуть его. Меня отрезвила боль, меня заставил прийти в себя страх.

— Реми, нет!

— Что значит «нет», Эм? — он дышит тяжело, его глаза темные из-за расширившихся зрачков, губы влажные и искусанные. Искусанные мной. Теперь он еще больше похож на кого-то типа Майли Сайрус, и это однозначно придает мне сил. Еще немного сил, чтобы заткнуть тупую волчицу внутри.

Терпеть не могу Майли Сайрус.

— Ты же хочешь этого, — его рука все еще стискивает мою грудь. Оборотень силен. Сильнее меня, и поэтому мои попытки удержать его на месте ни к чему не приводят. Он вжимается в меня, придавливает к стене, трется, старается протиснуть колено сквозь мои сжатые ноги.

— Я не хочу. Остановись, — рычу. Но рык получается слабым, едва слышным, потому что волчица не хочет на него рычать. Тупая сука на все готова и срать хотела на то, что об этом думаю я.

— Не ври, — качает он головой, приближая ко мне лицо. На скулах играют желваки, у него испарина на лбу, у него совершенно темный, какой-то голодный взгляд. Но если голод в глазах Джефферсона меня будоражил, заставлял кипеть кровь и хотеть его, то голод в глазах Реми меня раздражает, пугает. От него холод бежит по позвоночнику.

— Я чувствую твое желание, — он снова сдавливает грудь, а потом опускает руку к моему белью. — Ты мокрая. Ты течешь.