Порочные - Мира Вольная (2020)

Меня немного шатает, когда я поднимаюсь на ноги, сжимая в руках новый мобильник, шатает, пока одеваюсь, шатает, пока беру со стола бутылку воды. Сверху доносятся скрежущие и дребезжащие звуки: скорее всего, ставят дверь и решетки.

Я откручиваю крышку и делаю несколько жадных, быстрых глотков, иду к двери. За спиной — какое-то шевеление и шаги. Пахнет сразу всеми: Алисией, Франческой, Кристофером и Томасом.

— Марк… — Алисия окликает осторожно и неуверенно.

— Ты потом подробно объяснишь, зачем надо было меня вырубать, — бросаю через плечо и все-таки поворачиваю дверную ручку, чувствуя, как спину сверлят чужие взгляды. — Как Арт? — спрашиваю, немного повернув голову.

— Нормально. В себя еще не приходил, — бурчит Фрэн недовольно.

— Хорошо, не давайте ему заниматься самоедством и гнобить себя. Он ни в чем не виноват.

— Да, альфа, — послушно соглашается Крис, и я спускаюсь с крыльца.

Тачка — на месте, ключи — в зажигании. Тело ноет и тянет, пальцы на левой руке почему-то слушаются неважно, но в остальном я почти в норме.

Дорога к Макклину запоминается лишь тем, что с каждой милей тревога становится все сильнее и сильнее, по нарастающей, как ветер в грозу. Очень хочется обернуться, потому что волк, эта тупая скотина, считает, что через лес, на своих четырех, будет быстрее, чем по дороге, выжимая из машины все. И с ним снова приходится сражаться. На удивление, это выматывает. Выматывает достаточно сильно.

Я паркуюсь у больницы, выхожу, стараясь ровно и медленно дышать, все еще стараясь не делать резких движений. Радует только одно — морда, изрядно потрепанная Колдером, практически зажила, осталась только небольшая царапина на губе. О теле того же сказать не могу. Все тянет, ноет и зудит, жутко чешутся под бинтами бок и спина, немного саднит горло. Не помню, чтобы Артур меня душил, так что, скорее всего, это последствия анестезии Алисии, как и мое головокружение.

В больнице пахнет странно: Эмили, придурком-блондинчиком, лекарствами и злостью. Злость сегодня, видимо, мой кармический спутник. Немного пахнет Конардом и Кристин. Они явно были тут недавно. Еще пахнет пережаренным сыром на пицце и кофе, ну и, само собой, какими-то лекарствами, антисептиками, химикатами.

Я иду неслышно, сам не знаю почему. Почти затаив дыхание. И чем ближе подхожу к кабинету Эмили, чем четче понимаю, что ее запах изменился. Снова. И на этот раз ему не просто не хватает каких-то ноток, он действительно изменился. В нем появилось что-то… Что-то чужое, не ее. Более темное, грубое, почти неприятное.

Из-за двери доносятся приглушенные голоса. Слов я разобрать не могу, потому что в голове вдруг начинает гудеть, вязкая, липкая слюна собирается во рту, в груди зарождается рычание. Но интонации улавливаю четко.

Эмили недовольна, подчеркнуто холодна и отстранена. Жесткая, чуть ли не грубая.

Придурок-лаборант заискивает, просит, уговаривает.

Я толкаю белую пластиковую дверь и замираю на пороге. Рычание все-таки срывается с губ. Злое. Яростное.

Эмили сидит на столе, удерживает руками стоящего напротив нее урода. Не отталкивает, просто не дает прикоснуться, просто не дает приблизиться. Но они и без того слишком близко. Непростительно близко. Бартон немного взлохмаченная и раскрасневшаяся, дебил тяжело дышит, в кабинете отчетливо пахнет возбуждением.

Они оба вздрагивают, стоит мне появиться на пороге, поворачиваются ко мне почти синхронно.

— Марк… — Эм бледнеет, тяжело вздыхает, смотрит… Смотрит странно, виновато. Бросает быстрый взгляд на чертового блондина.

— Что здесь происходит, Эмили? — я цежу слова. Цежу, потому что просто не получается по-другому. И все равно собственный голос кажется слишком громким в воцарившейся вдруг тишине.

Эмили снова переглядывается с городским засранцем, замирает на миг, а потом все же отталкивает волка от себя, спрыгивает со стола, отходит к окну и скрещивает на груди руки.