Порочные - Мира Вольная (2020)

— Ты не выберешься отсюда живым, Ричард, — спокойно отбивает Маркус и делает шаг. А Реми вздрагивает, и я вместе с ним.

Марк в курсе, что Реми не Реми?

— Тебя не выпустят из города, — продолжает мой оборотень.

Джереми-Ричард продолжает отступать. Берет себя в руки, судя по тому, как напрягается сильное тело. Слишком быстро.

— Выпустят, — в его голосе слышна улыбка, и она мне не нравится. — Думаешь, смерть — это самое страшное, что может случиться с нашей маленькой мисс всезнайкой?

Маркус щурится, сжимает губы в тонкую линию, продолжает приближаться, по лицу почти невозможно ничего понять. Джефферсон ничего не говорит, просто идет.

И рука блондина соскальзывает с шеи, давая возможность нормально вдохнуть, и опускается на живот, он проводит по нему несколько раз, круговыми движениями, гладит, из-за чего я покрываюсь мурашками. Ладонь замирает чуть ниже пупка, и когти давят на кожу.

Мерзко.

— Ты ведь хочешь щенков?

Сука…

— Конечно хочешь, тебе без щенков нельзя, ты же — альфа, — издевательски тянет оборотень. — А мне всего лишь надавить…

— Ты лишишь и себя потомства, — бросает Маркус.

— Знаешь, если выбирать между собственной шкурой, — снова насмешливо бросает волк, — и гипотетическими щенками, я выберу шкуру.

— Я все равно оторву тебе голову, — пожимает Джефферсон плечами, тоже улыбается. Я готова закатить глаза, фыркнуть. На самом деле это все похоже на цирк или трюк… Было бы похоже, если бы на арене не моя голова лежала в пасти тигра. Только шутка в том, что у меня даже испугаться нормально не получается, разозлиться тоже не получается. Я слишком устала, все еще тошнит, все еще немного потряхивает, на спине испарина. И чувство отвращения из-за руки Ричарда на моем животе.

— Возможно, — соглашается быстро волк, — вот только кишки ты ей назад не засунешь. Я ведь могу этим не ограничиться. Могу сломать ей позвоночник, — он говорит так, будто перебирает в уме, прикидывает варианты. — И ты всю оставшуюся жизнь будешь выносить утки.

— Как и ты.

— Я переживу. В Лиша найдется кому о ней позаботиться, в этом случае рожать она сможет. Ты когда-нибудь трахал куклу, Маркус Джефферсон?

Рука Джереми снова перемещается, опускается на бедро, он наклоняется, проводит языком вдоль скулы, с шумом втягивает воздух у моего виска. Меня начинает трясти заметнее от отвращения, от его рук, слюны, прикосновений. Тошнота тоже усиливается. Глаза почти закрываются.

На скулах Маркуса проступают желваки, руки покрываются шерстью до локтей, начинает увеличиваться в размерах тело. Шире плечи и грудь, длиннее ноги, разливается вокруг его сила. Но он медлит, не двигается, прожигает меня взглядом.

— Чего ты хочешь?

— Чтобы ты дал мне уйти.

— Отпусти Эм и можешь быть свободен.

— Нет, — хриплю я.

— Тебе слова не давали, кукла, — скалится Джереми, и его пальцы снова обхватывают горло, сдавливают. — Мне нужны гарантии, Джефферсон.

Я мотаю головой, почти теряя сознание. Нельзя. Его нельзя отпускать, это ведь он рылся в моей квартире. Он, а не Фрэн, стащил образцы крови, он перерыл бумаги, и он в то утро, когда пришел Марк, рыскал в доме. А еще он сказал, что ситуация изменилась. Долбаная ситуация…

Но Маркус не замечает или не хочет замечать.

Успокаивается, возвращая телу нормальное состояние, отчего на висках вздуваются вены, испарина выступает на лбу, Джефферсон поднимает руки.

— Хорошо, — кивает холодно. — Отпусти Эмили, и я даю тебе слово альфы, что пальцем к тебе не притронусь.

— Я что, — ухмыляется Ричард, — похож на идиота? Знаешь куда можешь засунуть свое слово…

Джефферсон на грани. Напрягся, подобрался, ноздри втягивают воздух. А я закрываю глаза, я собираю крупицы, жалкие крохи своих сил… Мутит неимоверно. Снова больно. Снова будто обернули в раскаленный свинец. Тело, руки и голову.

— Это слово альфы, я не смогу его нарушить.