Порочные - Мира Вольная (2020)

И меня вскрывает, вышибает из собственного тела, когти рвут какую-то ткань, сердце стучит в голове, брюхе, горле. Разрывается, когда она проводит языком. Мое рычание такое громкое, что его слышно, наверняка, даже в стае Макклина.

Эмили творит что-то невероятно. Мне кажется, что я сдох и попал то ли в рай, то ли в ад, то ли все вместе.

Тонкие пальцы сжимают мошонку, и я дергаюсь, толкаюсь в ее рот, сжимаю челюсти до хруста.

— Ты тоже очень вкусный, Маркус, — улыбается Эмили, поднимая на миг голову. Голос стал еще глуше, она очень тяжело дышит.

А я не могу… Не могу больше сдерживаться, не могу вынести этот взгляд и ее прикосновения.

Я дергаю зануду на себя, переворачиваюсь и вхожу. Стараюсь медленно, как можно медленнее, но ни хрена не получается.

Я больше не контролирую собственное тело. Вжимаю, втискиваю Эмили в себя, опускаю руку туда, где соединяются наши тела, надавливаю на скользкую горошину.

А потом только звуки соединяющихся влажных тел, только наши стоны, только хрипы и рычание. Все это влажно, горячо, дико.

Желание укусить и пометить Бартон — почти навязчивое, гораздо хуже, чем было в прошлый раз. Кажется непреодолимым. Запах яблок в карамели — ее настоящий запах — окутывает и опутывает меня, мешает контролировать происходящее.

Мне хочется еще крепче сжать Эмили. Втиснуть в себя, себе под кожу.

Она находит мои губы, кусает, облизывает, стонет и кричит, умоляюще. Сама прижимается, так крепко, что это доставляет почти боль, царапает спину.

Я сильнее давлю на горошину под пальцами, и Эмили выгибается, застывает, вскрикивает, откинувшись, я подхватываю ее. Движения становятся быстрее и резче. Громче.

И меня накрывает. Ломает.

Оргазм бьет из позвоночника в голову и пах, выворачивает наизнанку, опрокидывает на спину, вырывает очередное рычание из глотки.

В мозгах шум, перед глазами темнота.

И только все еще подрагивающее тело Эмили в руках, ее жар и влажная кожа, вкус собственной крови во рту.

Твою мать…

— Ты же знаешь, да, Эм? — спрашиваю, когда понимаю, что могу нормально соображать, говорить, дышать. Мы на полу, Эмили лежит сверху, под моими пальцами все еще влажная спина волчицы, ее спутанные короткие волосы цвета, которого не бывает, тоже немного влажные. Я смотрю в потолок и жду ее ответ.

— Знаю, — наконец-то тихо говорит Эмили. Говорит как-то… не особенно уверено, будто сомневается, прячет от меня взгляд и лицо.

— Зануда, что не так?

— Я… — она вздыхает, качает головой, утыкается носом мне в шею.

— Эмили.

— А что, если моя волчица так тебя и не признает? Что если… ну…

— Мы не будем связаны?

Эм кивает. Мне хочется улыбаться, вопреки всему. Я доволен, спокоен и почти счастлив. Вот только выясню, почему она сомневается, уберу эти сомнения и совершенно точно буду счастлив.

— Для тебя это важно?

— Нет. Это важно для тебя и для стаи. Ты — альфа и все такое…

— Мне плевать, Эмили, — все-таки не сдерживаю я улыбки.

— Что? — она вскидывает голову, чуть не треснув меня макушкой по подбородку, смотрит недоверчиво.

— Ты и так меня нокаутировала, — моя улыбка еще шире, — не дерись.

— Извини, но… Стая ведь…

— Плевать. На них, — я сжимаю ее лицо в ладонях, глажу пальцами губы. — И, прости, но на твою волчицу мне тоже плевать. Не примет, значит, не примет. Не связаны, значит, не связаны. Мне все равно на все и всех, если ты будешь со мной, если ты хочешь быть со мной, если чувствуешь то же, что и я, — а следующая мысль заставляет нахмурится. — Тебе ведь не… — я не знаю, как сформулировать вопрос, слова снова куда-то деваются, это очень похоже на страх, но я все-таки договариваю, — тебе ведь не будет больно? Твоя волчица ведь не навредит тебе из-за того, что ты со мной? Из-за того, что Джереми мертв?