Декларация независимости или чувства без названия (фанфик Сумерки) - Kharizzmatik

– Точно, – ответил он. – Мы только пешки, Эдвард, и, если ты не будешь осторожен, то сыграешь им на руку. Твоему отцу пришлось рано научиться носить эту маску, чтобы защитить себя и тех, кого он любит. Он научился сохранять спокойствие, даже когда он встревожен, и это то, над чем тебе просто необходимо поработать. Как я и сказал, Эдвард, открытость в нашем мире не приносит ничего хорошего. Ты никогда не должен показывать свои эмоции или выдавать информацию, доверенную тебе, потому что и то, и другое быстро приведет к гибели. Я надеюсь, раз уж ты так похож на Карлайла, что ты научишься носить эту маску точно так же, как и он. Не имеет значения, что ты чувствуешь, ты не должен показывать это. Это единственное, с чем ты должен справиться.

Он помолчал и вздохнул.

– Я уже помог ему похоронить Элизабет. Я не хочу помогать ему хоронить тебя, – тихо добавил он, и повернулся, чтобы уходить. – Собери сумку. Возникнут подозрения, если ты сядешь на самолет без багажа. И освежись, от тебя пахнет алкоголем.

После его ухода я поднялся наверх, собрав некоторую одежду и предметы первой необходимости в сумку. Я собрал свою порванную, окровавленную одежду и вернулся в гостиную, бросив ее во все еще горящий камин. Я стоял и наблюдал, как горит огонь, поджидая моего отца и дядю, и мысли разбегались еще больше.

В конце концов, они появились со своими сумками, и Алек затушил огонь перед нашим уходом. Мы вышли и залезли в арендованную машину Алека, молча направляясь в Сиэттл. Я вздохнул, когда мы проехали мимо места на хайвее, где произошла авария. Боль в моей груди усилилась.

– А куда делась машина? – тихо спросил я.

– На свалку в Порт-Анжелесе. Она не подлежала восстановлению, – ответил отец. – Сейчас она уже кусок железа.

Я кивнул и повернулся к окну. В машине опять воцарилась полная тишина.

Остаток пути прошел в напряжении, никто не произнес ни слова. Мой отец сделал несколько телефонных звонков, пока Алек вел машину, а я просто тихо сидел сзади, не желая вмешиваться. Слова Алека, сказанные в доме, эхом отдавались в голове, и я знал, что мне необходимо быть настороже и смотреть за тем, что я говорю, но внешнее спокойствие не останавливало мои панические мысли. Руки дрожали, глаза жгло от слез, которые угрожали пролиться при одной мысли об Изабелле и том, через что она может пройти.

За десять минут до приезда в Сиэтл отцу позвонили. Он секунду послушал и отключился.

– Сегодня в девять у нас совет, – тихо сказал он.

Алек кивнул и я с любопытством посмотрел на него, размышляя, что, б…ь, они планируют.

На пароме мы оставались в машине, глубоко погруженные в свои мысли, и подъехали к аэропорту как раз вовремя. Четыре часа полета были неловкими, каждая секунда чувствовалась как вечность. Мы сидели раздельно, на тех местах, которые удалось достать в последнюю минуту перед отлетом. Со своего места я видел Алека и отца, они оба выглядели абсолютно спокойными, тогда как я разлетался на гребаные кусочки. Я был на грани, весь встревожен и чертовски близко подошел к приступу паники.

Мы приземлились практически в сумерках и взяли багаж, прежде чем направиться на парковку, где была припаркована машина Алека. Он двадцать пять минут ехал от аэропорта к своему дому, расположенному рядом с Линкольн-парком, и я в шоке смотрел в окно, впитывая окружающее. Я не возвращался сюда несколько лет, но многое выглядело именно так, как я помнил. Я закрыл глаза, когда мы приблизились к месту нашего назначения. Я не мог смотреть на окружающее, когда мы проезжали мимо аллеи, где изменилась моя жизнь много лет назад. Все воспоминания вернулись, когда мы проезжали рядом с домом, где я вырос. Это все еще было гребано больно, точно так же, как и всегда.