Декларация независимости или чувства без названия (фанфик Сумерки) - Kharizzmatik

Мы не расспрашивали друг друга, мы не задали ни единого вопроса, чем занимались во время разлуки. Для этих вопросов время наступит позже, время запоздалых объяснений, но сейчас наше мгновение. Я как будто впервые его встретила, но мое сердце узнавало его.

Он был моим Эдвардом, и даже сломленным он был прекрасен.

– Трудно поверить, что ты тут, – прошептал он, снова притягивая меня в объятия.

Он зарылся лицом мне в волосы и глубоко вдохнул, его тело задрожало.

– Наверное, это чертов сон. Быть не может, что ты на самом деле здесь.

– Это не сон, – ответила я. – Я здесь.

– Надолго?

Я открыла было рот, чтобы ответить, сказать ему, что буду тут столько, сколько он захочет меня видеть, но мне помешала трель телефона. Между нами тут же повисло напряжение, он отпустил меня и достал из кармана трубку. Его тело окаменело, он поднялся с земли и кивком велел мне оставаться на месте. Я внимательно смотрела, как он отошел на несколько шагов, открыл мобильный и поднес его к уху. Он говорил тихо, чтобы я не услышала, и я нахмурилась, ощущая тошнотворное чувство в животе. Я знала, что наша передышка не вечна, что тот пузырек, в котором мы старались укрыться, быстро лопнет при столкновении с реальностью. Он все еще был частью моей жизни, но остались те стороны его существа, которые для меня закрыты – эти вещи знать не положено. Эдвард хранил секреты, которым не суждено раскрыться, и так будет всегда. Никогда не изменится.

ДН. Глава 77. Часть 6:

Я встала с земли, Эдвард по-прежнему вел беседу по телефону, а я тихонько рассматривала надгробный камень на могиле его матери, читая выбитые там слова.

Элизабет «Лиззи» Каллен

Март 1965 – октябрь 1996

«Or pensa pur di farmi onore»

Ей было всего тридцать один в день смерти, слишком молода, чтобы покинуть этот мир. Доктор Каллен пережил ее на десять лет, но его любовь к ней не дрогнула, даже если он знал, что нет ни единого шанса вернуть ее. Им настал конец, а он держался за ее память, потому что верил, что она та самая, единственная. Их души были связаны до такой степени, что даже смерть не разорвала эти узы, и я знала, что доктор Каллен продолжал любить ее до последнего вздоха.

Не могу даже представить, каково ему было – просыпаться каждое утро и понимать, что ее не вернуть, что ему не дано более ощутить эту любовь. Я не сводила глаз с надгробия, венчающего самую большую потерю его жизни, и в тот момент я поняла, что у нас с доктором Калленом в наш первый день в Финиксе было больше общего, чем можно представить. Мы оба потеряли волю двигаться дальше; мы оба прекратили надеяться на лучшее. Мы оба приветствовали смерть, как конец наших мук на земле, но мы также помнили, что остались для нас дела и в этом мире, здесь люди, которым мы нужны. И мы оба боролись ради этого, ради тех, кого еще любили; и мы одержали победу.

– Прости за это, – тихо сказал Эдвард, прерывая мои размышления. – Это был…

– Мне не нужно знать, – оборвала я, но я услышала, как он все равно пробормотал имя Алека.

Он ничего мне не должен, и я не хочу, чтобы он чувствовал себя обязанным. Неловкое молчание зависло в воздухе, я продолжала рассматривать надгробие, а Эдвард вздохнул.

– Or pensa pur di farmi onore, – сказал он, читая строчки на камне. – Это значит «Всеми силами почитай меня». Это строчка из Данте…

– La Vita Nuova.

Мы сказали это одновременно, и я мягко улыбнулась, а он выглядел удивленным.

– Ты подарил мне копию на день рождения.

– Да, точно, – побормотал он, на его губах промелькнула улыбка, а в глазах заплясали огоньки. – Кстати, с днем рождения.

Его слова застали меня врасплох.

– День рождения?

– Да. Сегодня тринадцатое. Ты забыла, что сегодня твой праздник? – озадаченно спросил он.