Декларация независимости или чувства без названия (фанфик Сумерки) - Kharizzmatik

Смех Эмметта и Джаспера стих, когда мой отец с неодобрением взглянул на Эмметта. Я ждал, что он скажет что-нибудь, немного нервничая из-за того, что не знал, как он, мать его, отреагирует. Мой отец не был идиотом, и знал, что я занимался сексом, он знал об этом уже несколько лет, так что я был совершенно уверен, что ему известно, что и с ней я был близок. Он продолжал делать Изабелле противозачаточные инъекции, и, если честно, я бы не удивился, если он и раньше нас слышал. Мы стараемся соблюдать тишину, когда мы не одни дома, но иногда мы просто не в состоянии себя контролировать. В самом деле, если два дня назад мой отец был дома, как я подозреваю, он просто, черт возьми, не мог не услышать.

Он покачал головой, помолчал немного и просто ушел, не сказав ни слова.

– Иногда я просто умираю над вами, ребята, – сказала Эсме, по-прежнему весело улыбаясь.

Мы расправились с тортом, взяли напитки и устремились обратно в гостиную. Эмметт включил вторую часть «Крестного отца», и к нам присоединился Алек. Изабелла часто отвлекалась от фильма и переводила взгляд то на моего дядю, то на тетю. Мне было любопытно, о чем она думает, но я не спрашивал, не желая ставить ее в трудное положение. Я мог представить, что в последние нескольких дней она, наверняка, чувствовала себя немного подавленной, если даже для меня все это было чересчур, а ведь я привык к такой насыщенной жизни. Она была еще зажатой, несмотря на те огромные усилия, которые прилагала, и, несмотря на то, что она была умна, она еще очень многого не знала. Даже тот простой факт, что она не знает, что такое этот проклятый GED, убедил меня, что нам предстоит еще долгий путь.

Когда вторая часть была закончена, они включили «Крестного отца III», и Эсме вышла, чтобы заказать китайский обед. Мы ели и смотрели фильм, отец так ни разу и не появился. В середине фильма Алек и Эсме отправились наверх, а после его окончания ушли и Эмметт с Джаспером. Изабелла устремилась на кухню мыть чашки, а я ходил взад-вперед по гостиной, не решаясь присесть на скамейку возле фортепиано. Я сел на нее, взглянул на клавиши и легко пробежался по ним пальцами. Я несильно нажимал на них, чтобы не раздалось ни звука, просто мне хотелось снова почувствовать их.

Немного погодя я поставил пальцы на нужные клавиши, и внезапно сыграл первые несколько нот колыбельной Изабеллы. Она выглянула из кухни и выглядела при этом шокированной. Я теперь очень редко садился и играл, постоянно отвлекаясь на другие вещи.

– Ты играешь, – сказала она с удивлением.

Я кивнул и вздохнул.

– Хочешь присоединиться ко мне? – спросил я, кивая на скамейку.

Она улыбнулась и, подойдя, осторожно присела рядом со мной. Я сыграл всю песню, а она все смотрела на меня; когда отзвучали последние ноты, я взглянул на нее. На глазах ее снова блестели слезы, и она смотрела на меня с искренним восхищением. Я наклонился и нежно поцеловал ее, попутно смахнув с щеки слезинку.

– Тебе не нужно так плакать, tesoro. Очень грустно смотреть на это, – пробормотал я.

Она робко улыбнулась.

– Это хорошие слезы, – сказала она.

– Я рад этому, но все же… ты часто плачешь, и тебе грозит обезвоживание или еще какое-нибудь дерьмо, – сказал я.

Она засмеялась, и я тоже чуть усмехнулся, пожимая плечами.

– Да, вообще, не знаю, что, на хрен, я несу. Ну, так все же, почему ты плачешь?

Она вздохнула, подняла руку и провела ею по линии моего подбородка.

– Ты красивый, – прошептала она.

Я смотрел на нее с удивлением, ошеломленный ее серьезностью. Она обхватила ладонями мои щеки и наклонилась ко мне, закрыв глаза. Я улыбнулся и, преодолев оставшееся расстояние между нами, поцеловал ее. Она разомкнула губы и ее нежный, теплый язык скользнул по моим губам. Я пылко поцеловал ее, и она слегка застонала, от стона мурашки пробежали по спине. Через несколько мгновений она отстранилась от моих губ и глубоко вздохнула.