Декларация независимости или чувства без названия (фанфик Сумерки) - Kharizzmatik

Солнце, в конце концов, село, и я осознал, что не могу оставаться здесь вечность, пора двигаться. Я направился к гостинице, смирившись с фактом, что длительное обдумывание или планирование не помогут мне подобрать правильных слов, потому что этих гребаных правильных слов не существует. Ее мама умерла, и ничто в мире не сможет исправить это.

Приехав, я направился к номеру и остановился, положив руку на дверную ручку, делая глубокий вдох. Я медленно открыл дверь и оказался лицом к лицу с улыбающейся Эсме.

Она застыла, увидев меня, ее улыбка быстро испарилась, и краска сбежала с ее лица.

– О боже, Эдвард, – ужаснувшись, прошептала она.

Я быстро оглядел комнату, увидев спящую Изабеллу, свернувшуюся на кровати.

– Что случилось? Где Алек? С ним все в порядке? Пожалуйста, Боже, скажи, что с моим мужем все хорошо.

Я кивнул, расстроено проводя рукой по волосам.

– Да, черт, с Алеком все хорошо. Он… убирается, или что-то в этом роде. Я не знаю, б…ь, – запинаясь, произнес я.

Она растерянно нахмурилась.

– Что случилось? Что он убирает? – прошептала она, паникуя.

– Свою сестру и Чарли. Они… б…ь, Эсме. Он, б…ь, убил их, – сказал я, выдохнув это слово.

– Что? О Боже… Что с Рене? Где она? – разволновавшись, спросила она.

Я посмотрел на нее и покачал головой, по жжению глаз ощущая, что в них опять показались слезы при упоминании мамы Изабеллы.

– Не удалось, – сказал я.

Она издала всхлип и быстро прикрыла рот, когда движение в комнате привлекло мое внимание. Я быстро взглянул туда и увидел, что на кровати сидит Изабелла. Я не был уверен, что она слышала нас, но запаниковал. Она заметила мое выражение, и в ее взгляде появился ужас.

– Где моя мама? – нечетко, с тревогой в голосе, произнесла она.

Я застыл, отчаянно пытаясь придумать, как, б…ь, ответить на этот вопрос, но моя нерешительность была тем, что нужно. Она поняла, просто посмотрев на меня, что я обманул ее. Она поняла, что я облажался.

Она потеряла контроль. Я не был уверен, что предчувствовал это, какой реакции от нее я ожидал, но я точно не был готов к неистовому взрыву. Я крепко держал ее, пока она бесилась, орала и била меня, пытаясь вырваться. Опустошение тяжело ударило по ней, и она винила меня, выбрасывая ненависть и злость. Ее кулаки били меня со всей возможной силой, которую она могла собрать, и я дергался, когда она попадала по моему уже поврежденному плечу, но терпел каждый удар, который она наносила по мне. Я, б…ь, дал ей надежду, зная, черт побери, что она сказала мне много месяцев назад, что это ее самый большой ужас. Надежду, которая пугала ее больше всего, и я внушил ее Белле, и она, б…ь, поверила мне. Я пообещал, что все будет хорошо, поклялся, что не подведу ее, но не смог. Я, б…ь, дал ей все, что она хотела, заставил ее принять это и поверить , и затем отобрал.

Я отдал ей свою гребаную душу, пока она била меня, дал понять, что, даже если она сейчас презирает меня, я все равно не прекращу ее любить. Она может ненавидеть меня, если хочет, они может обвинять меня и выбить из меня все дерьмо, но я никогда, б…ь, не отпущу ее.

Я понимал, что она чувствует, я помнил, как очнулся в больничной палате, когда мне было восемь лет, и услышал, как отец говорит, что мама умерла. Я помнил опустошение и боль, гребаную вину и злость, которую испытал.

Я понимал, что ей необходимо обвинить кого-нибудь, чтобы справиться с болью, которую она ощущает, и я был единственным человеком, которому она доверяла достаточно. Я принял каждый кусочек ее боли, потому что это то, что ты, б…ь, делаешь, когда любишь кого-то. Его счастье будет твоим счастьем, но его боль тоже будет твоей болью. И столько, сколько будет больно ей, будет больно и мне.