Эмма схватила с полки рулон туалетной бумаги и запустила им в стену. Отскочив от кафеля, тот упал прямо в ванну. Вздохнув, Эмма опустилась на застеленный толстым ковром пол. Эта комната тоже была огромной. В углу нашлось место даже для небольшой сауны; шкафчики заполняла косметика в таком количестве, что впору открывать филиал какого-нибудь магазина. На стенах тут и там висели фотографии Шарлотты с друзьями. Особенно привлекал внимание висевший над унитазом снимок Мадлен, замершей в пятой балетной позиции. Присмотревшись, Эмма заметила и Гаррета, улыбавшегося ей рядом с вешалкой для полотенец.

Но на большинстве фотографий была Саттон. Ее лицо мелькало на каждом втором снимке: улыбающееся, удивленное, кокетливое. Почти всегда на шее у Саттон висел злополучный медальон, и Эмма неожиданно поймала себя на том, что готова возненавидеть сестру. Ближе всего к ней оказался моментальный снимок, сделанный в закусочной: Саттон, Шарлотта и Мадлен позировали с гигантскими бургерами. Не сдержавшись, девушка схватила с полки карандаш для глаз и нарисовала на месте носа сестры пятачок. Поразмыслив, она добавила еще рога и хвост. Так-то лучше.

Из спальни доносился смех и приглушенные голоса. Эмма встала с пола и подошла к раковине, чтобы умыться. На отразившемся в зеркале лице ясно читались переживания этой ночи. Оставалось только одно: испортить Саттон весь план до того, как та решит выскочить как черт из табакерки и насладиться всеобщим удивлением. Нельзя позволить ей победить!

Эмма… Мне так хотелось, чтобы она заметила мой призрак и поняла, что это не шутка. Саттон умерла, окончательно и бесповоротно. Сестра воротит нос от моих подруг и наших безумных развлечений – пусть! Но позволить, чтобы Эмма считала меня бездушной стервой, способной так поступить с собственным близнецом, я не могла. Все мое существо хотело одного: только бы ее подозрения не оправдались.

И тут все лампы в ванной разом погасли.

– Эй! – возмутилась Эмма. Она пошарила по стене в поисках двери, но не смогла нащупать ручку. Неосторожно повернувшись, Эмма задела мусорное ведро, оно отозвалось громким звоном. По ту сторону двери что-то упало. Тут же завизжала Шарлотта.

– Саттон? Саттон, это ты? – послышался голос Лорел. Внизу в доме завыла сигнализация, потом раздался звук шагов. Эмма вздрогнула.

Я ощутила ее страх, и в ту же минуту все поплыло перед глазами, возвращая меня в другую темноту: в воспоминания о той ночи на горячем источнике, о ноже, приставленном к горлу, и удерживающих меня руках.

Только пискни – и ты труп.

Теперь я знала, что случилось дальше.

18. Хорошо смеется тот, кто смеется последним

– Только пискни – и ты труп, – нож больнее впивается в горло. Кто-то стягивает мои руки за спиной, завязывает глаза шарфом так туго, что ткань давит на веки. Потом я чувствую во рту кляп. Когда приготовления закончены, меня толкают вперед. Мелкие камешки крошатся и расползаются под ногами, колючки больно царапают икры. Слышны звуки чужих шагов. Тихонько позвякивают ключи у кого-то в кармане.

Идти становится тяжелее, и я понимаю, что мы поднимается на холм. Ступая вслепую, задеваю камень, который выворачивается из-под ноги и катится вниз по склону. Едва не потеряв равновесие, я пытаюсь закричать, но кто-то тут же выкручивает мне руку.

– Какая часть фразы «Только пискни – и ты труп» тебе не понятна? – шипит чей-то голос.

Еще несколько шагов, и мы вдруг останавливаемся. Слышу пронзительный писк, а затем щелчок открывшейся дверцы багажника.

– Залезай, – почувствовав толчок, я теряю равновесие и падаю. Под щекой оказывается запасная шина. Ноги приходится согнуть под причудливым углом. Еще один хлопок, и я остаюсь в полной тишине.

Улыбаюсь самой себе. Начался следующий раунд «Игры в ложь».