Красные камни - Владислав Савин (2019)

Ненавижу, суки! Я ведь когда-то в Киеве, в прокуратуре, большим человеком был! Старший советник юстиции – чин полковничьему равен. А теперь почти собачьей кличкой зовут!

Хотя могло быть хуже – тогда самого первого, товарища Кириченко, под вышак подвели за содействие бандеровскому мятежу. А мне повезло, не знать бывает выгоднее, чем знать, ну а догадывался я или нет, докажите! И конечно, упирал еще на то, что сам не хохол, так на кой черт мне самостийность? А в самом деле, зачем – да просто колхоза не люблю ни в каком смысле. Мечтал, вот родился бы лет на семьдесят раньше, был бы действительным статским – и, может, в «Украина – це доминион» будет иначе, чем в Совдепии?

А эта тварь – нет чтобы не создавать проблем ни себе, ни людям, приехала и всю игру поломала! Сначала с ней по-хорошему хотели, ночью пришли – так она со своими якобы «фронтовыми дружками» целое побоище устроила. Ну, меня и попросили ее в камеру оформить, у нас тут что, Чикаго, чтобы в войну играть? Строго по закону, на пару часов «до выяснения» – главное, чтобы всех поодиночке и без оружия, ну а что бы за эти часы с ними случилось, этого я знать не хочу даже намеками – здоровее буду. Тварь, гадюка – кто ж думал, что ее приятели настолько безбашенные, что гранатами станут размахивать в ресторане среди бела дня? А она, умная сволочь, сразу к телефону, и к Кириченко, а тот не в курсах, и кто крайним оказался в итоге?[26]

И ведь не забыли про меня во всей последующей катавасии! Когда трупы с улиц убрали, то спросили: а по чьему приказу хотели арестовать «товарища Ольховскую», приехавшую с мандатом от самого Сталина, это вредительство или глупость? Насилу отбрехался, дурака включив, – и повезло, что живых свидетелей с той стороны не осталось, так что умысел не доказали. И потому вместо лагерного срока или даже вышака дали штрафбат на три месяца.

Особый штрафбат – при Управлении тыла РККА, их только в сорок пятом упразднили, после японской кампании. Для тех, кого секретоносителями считали, кому в плен нельзя – потому не на фронт, а на всякие поганые дела, что только штрафникам и поручишь. Нас, например, на разминирование гоняли – ох, и натерпелся страху! А в будущей войне еще хуже выйдет – радиоактивную грязь заставят чистить, а это смерть наверняка. И от звонка до звонка отбывать – поскольку по ранению или героизму досрочно выйти невозможно. И после фронтовых штрафбатов – те, кому выжить повезло, в прежнем чине остаются. А тут звезды с погон снимают, иногда даже на несколько ступеней вниз. Меня так сразу в юристы второго класса (даже не первого), это даже не капитану, а старлею соответствует. И клеймо на всю оставшуюся жизнь – хотя формально не судимость. Но карьере кислород перекрыт напрочь – до пенсии лямку тянуть, и пинка под зад. Ненавижу, сволочи!

Выпивал, как еще нервы успокоить? Энтузиазма, понятно, никакого. Так «цуциком» и стал, с постоянными строгачами и угрозой увольнения. В сорок седьмом выпнули из Киева в Полтаву, причем даже не в нее саму, а какой-то райцентр. Оттуда в пятидесятом во Львов, «на усиление». И тут тоже – «эй, цуцик». Вечный мальчик на побегушках, в сорок шесть лет!

И тут эта мразь, Ольховская, приезжает. Я сразу ее узнал. И лишь зубами скрипеть остается – лучше уж цуциком пробегать, чем в земле лежать. Но мечтал сквитаться. И вот случай подвернулся, ну просто в масть!

Знаю, что в МГБ все строго – ты чихнуть не можешь без бумажки, написанной если не заранее, так после. А в милиции и прокуратуре, например, считалось нормальным, когда даже рядовой сотрудник имел своих личных добровольных помощников, о которых знал лишь он один. Агентами их назвать сложно, поскольку жалованья не получали, а лишь информацию в клювике носили иногда. И так вышло, что этот Казимир Собчак у меня на крючке был – след за ним нашелся еще с войны. Знал я и про Линника с его тимуровцами – хотят строить коммунизм по-своему, мне-то что, я оттенки красного дерьма различать не желаю.