Красные камни - Владислав Савин (2019)

В кресле (не том, что за столом хозяина кабинета, а одном из «гостевых») сидела женщина, красивая, модно одетая, и смотрела на Бакланова изучающим взглядом. Анна Петровна Лазарева – у которой, по слухам, в сумочке лежит грозная бумага с подписью «И. Ст.», – а ее право непосредственного доклада Самому никто из собеседников Бакланова сомнению не подвергал.

– Доброе утро, Василий Кузьмич. Простите за визит без предупреждения. Вы уделите мне пять минут, не по государственному, а по личному делу?

Бакланов выдавил из себя – да, конечно. И опустился в свое законное кресло. Лазарева продолжила:

– Ира мне все рассказала. Она добрая девочка, привыкшая любого человека считать хорошим, если только он не фашист, не бандеровец и не бандит. Очень независима и упряма – даже я для нее не авторитет, и меня она слушает не всегда. Особенно если ей запрещать, заставлять делать то, с чем она не согласна – тогда она из противоречия сделает наоборот. Что ж, она уже взрослая, и за себя отвечает. Но, хотя она мне не родная дочь, мне очень не безразлична ее судьба. Потому, если ее обидят, то обижусь я. Имейте это в виду, Василий Кузьмич – ведь вы завтра пригласили ее к себе на вечер?

Бакланов лишь кивнул, обозначив, что все понял. Лазарева легко встала:

– Что ж, не смею больше отнимать ваше время, – и направилась к двери. Остановилась, обернулась и добавила: – А еще Ира не переносит пьяных. И сама пьет лишь совсем легкое вино, и очень немного. Помните и об этом, Василий Кузьмич, – если не хотите уронить себя в ее глазах.

То есть Лазарева ничего не имеет против того, что Ирина завтра будет королевой вечера? Но обеспокоена, чтобы с ее дочкой ничего не случилось – вполне обычное желание любой матери, даже приемной. Будет обижена – ясно, что за этим последует, причем строго по закону: имея желание и возможности Службы партийной безопасности, любого можно рассмотреть под микроскопом и найти хоть что-нибудь, если ты не святой, тут не только повышение не утвердят, легко из Москвы в провинцию вылетишь, а то и что-то подсудное возникнет. Вот ведь попал, как кур во щи! Про Лазареву говорят, что ее были слова: «Если тебя огорчили, плакать должен тот, кто в этом виновен». Запросто могут «аморалку» приписать, хотя и редко такое случается, для того надо быть распоследним мерзавцем, вроде того как «бросил с ребенком, имея еще и жену», да чтоб заявление пострадавшая написала и до самого верха дошло, – но кто сомневается, что при большом старании и Ирочку Матвееву найдут, и всех, кто до нее, и уговорят написать жалобы как положено, затем партийный суд, и партбилет на стол, карьера рубится напрочь, хоть поваром в ресторан идти работать. С другой стороны, положение можно и с пользой для себя обернуть, он ведь Иру обижать вовсе не собирается. И в любом случае хотел бы ее увидеть завтра – да и приглашена она уже, и отказ воспримет как обиду.

Василь Кузьмич не заметил, что, входя в волнении, он не прикрыл за собой дверь кабинета (а видела ли это Лазарева, оставалось неизвестным). А в приемной Светочка напрягала ушки – и, едва гости ушли, под первым же предлогом бросилась разносить новость по подружкам, так стремительно цокая каблучками по коридору, что юбка-клеш раздувалась на бегу. Никто ведь не предупредил, что это секрет, не брал подписку – значит, можно? В итоге к концу дня все министерство знало, что «наш Бакланов, оказывается, орел, дочку самой Лазаревой подцепил – ну, теперь он или высоко взлетит, или крылья обломает».

А еще он не узнал, что первоначально сборище намечалось дома у того же Витьки – но у него, как назло, случилась неприятность: у соседей сверху прорвало трубу, и привести квартиру в подобающий вид получалось никак не раньше пятницы. Что категорически не подходило одному из гостей (как и встреча в ресторане). Так что «у Бакланова – а отчего бы и нет?»