Обещания богов - Обещания богов (2022)

Арабика. Кофемолка. Кофеварка. В каждом его движении сквозила радость. Снова, как после освобождения из гестапо, он испытывал смутную всеобъемлющую благодарность ко всему, что его окружало, от плиток пола на кухне до синего пламени газовой горелки. Он чувствовал себя в долгу перед небом и землей, встретивших его, когда он вылез из сточных труб. Черт возьми, он жив! И все еще может действовать…

Но осторожно. После того как он выжил в застенках гестапо и чудом избежал утопления, его запас везения потерпел серьезную утруску — и скоро у него не останется бонусов…

Вдруг он вспомнил еще об одном. О своем аппарате. Своем Elektroenzephalogramm[140]. Отставил чашечку с кофе и вернулся в спальню. Нервным жестом схватил рулоны бумаги, покрытой синусоидами, которые в форме мозговых волн отражали визит Мраморного человека.

Эти линии подтверждали наиважнейшую истину: когда к нему явился гость, у Симона не было никаких сновидений. Он пребывал в фазе глубокого сна, а значит, ему не снилась ни гроза, ни Мраморный человек: он их видел… Его неожиданно разбудил гром, и в полусознательном состоянии он смешал воедино элементы реальности и сна…

Тогда он понял, как Мраморный человек появлялся в сновидениях жертв. Он просто навещал их в течение ночи. Будил их, возможно, лишь на секунду, только чтобы его образ запечатлелся в их мозгу (слишком отяжелевшем, слишком сонном, чтобы пробудиться окончательно). Он как бы просачивался в разрыв их сознания. Разум женщин делал все остальное. Человек в мраморной полумаске начинал прорастать, подобно зерну, в их умах.

Именно так он действовал и с Симоном. Гроза, молния, силуэт — все эти детали так бы и остались в области его сновидений, если бы он не проснулся, позволив убийце проникнуть в его мозг. Но вместо этого он вырвался из сна, чтобы столкнуться со своим агрессором в реальности…

Зачем тот нанес ему визит? Хотел ли Мраморный человек убить его? Или только напугать? Или направить по какому-то пути?

Он по-прежнему держал рулончик со своей энцефалограммой, рассеянно проглядывая кривые мозговой активности, когда вдруг осознал, что с самого его возвращения какая-то деталь его настораживала.

Где-то звенел тревожный звоночек, но он не мог понять где. Вышел из спальни и заглянул в приемную: все было в порядке. В кухне, не считая запаха горелых кофейных зерен, тоже не к чему придраться. Он вернулся к входной двери, где ничто, кроме брошенной и так и оставшейся валяться одежды, не выбивалось из привычного вида.

Закончил он в кабинете, подумав о своих дисках, — Мраморный человек мог украсть у него записи. Но нет, кладовка была по-прежнему заперта на ключ.

Тогда что?

Он повернулся и внимательно оглядел каждую деталь кабинета: диван, книжный шкаф, картины, поднос из лакированного дерева, на котором держал перьевые ручки, пресс-папье с промокательной бумагой, еженедельник, блокнот для записей…

Все было на месте.

Все, кроме одного.

Обнаружив это, он чуть не заорал — то ли от расстройства, то ли от триумфа. Картонная туба, в которой он хранил афишу «Космического призрака», исчезла.

Вот за чем приходил Мраморный человек. За своим фетишем. За своим образцом для подражания. Значит, Симон все понял правильно: картинка из магазинчика на Липовой аллее была предметом поклонения убийцы. Из скрытности, а может, из-за священного трепета он не стал ее покупать. Предпочел любоваться ею в витрине, как иконой в глубине церкви.

Симон по-прежнему не знал, трубить ли победу или стенать от разочарования (он потерял свое единственное вещественное доказательство).

В конечном счете Симон (вернее, его челюсти) выбрал третий путь. Он закатился смехом, не в силах, как ему показалось, сдержать рыдания.

Он дошел до ручки, наш маленький Краус.

Дошел до ручки, но все еще жив…

98