Обещания богов - Обещания богов (2022)

Объяснений долго искать не пришлось. Вдоль стен, которые в первый момент показались отделанными бревнами, на самом деле сплошняком лежали обезглавленные трупы, голые, воскового цвета, наваленные друг на друга и даже утрамбованные в нишах. Все тела были поразительно худыми. Человеческая природа, сведенная к костям, обтянутым кожей.

Бивен споткнулся о деревянную лохань. Обритые головы покатились на пол. Они были ровно отсечены на уровне шеи. Симон заставил себя не отводить глаза. У них были сморщенные лица и прищуренные глаза, как у монголов. Рты, наоборот, казались нарочито раззявленными, а зубы — если таковые оставались — готовыми выпасть. Что до глаз… их словно превратили в желе, выварив загадочным образом.

Они подошли к чану, где кипела густая жидкость. Крышка скрывала половину поверхности. Рукой в перчатке Бивен сдвинул ее. Не сговариваясь, все трое нагнулись над чаном. Кто знает? Возможно, когда-нибудь им придется давать свидетельские показания… Там плавали разрубленные торсы, отрезанные члены, непонятные куски. Их наполовину отделившаяся кожа поднималась наверх — что, без сомнения, и было желаемым результатом.

Уже давно во всех военных лагерях ходили ужасающие слухи: фабрики, производящие мыло из человечьего жира, предметы и одежда, сделанные из человеческой кожи, — жуткие рассказы, которым даже в нацистской среде трудно было поверить.

И вот сейчас они оказались прямо в средоточии этих материализовавшихся слухов. На столе лежали кирпичики комковатого мыла, рядом — литейные формы с остатками той же засохшей субстанции. Округлившимися глазами Симон разглядывал это невообразимое вещество. Кто может умываться человечьим мылом?

— Уйдем, — сказал Бивен неузнаваемым голосом. — Для нас здесь ничего нет.

Симон заметил в углу раскройные столы, как в швейной мастерской, на которых лежали длинные куски бежевого материала, а рядом выкройки и пунктирные рисунки. Рядом со столами швейные машинки с толстыми иголками, катушки с нитками…

Он прибавил шагу и догнал остальных. На свежем воздухе им полегчало. Того, что они увидели в этих зданиях, не существовало — во всяком случае, в человеческом смысле слова: это было нечто чужеродное, полный разрыв с чувствами, присущими любому человеческому существу. И тут нечем было возмущаться и нечего понимать — это исходило откуда-то извне, с другой планеты, из другого пространства-времени, где естественная эмпатия исчезла или ее никогда и не было.

— Наверх, — сказал Бивен, указывая пальцем.

Симон поднял глаза и заметил за деревьями деревянный домик. Что-то вроде русской дачи. Окна в нем были освещены, а из трубы шел дым. Все вместе напоминало мирную гавань, убежище в бурю.

На этот раз сомнений не оставалось: личный кабинет Эрнста Менгерхаузена.

150

— Добро пожаловать в мое скромное жилище!

Под белым халатом Менгерхаузен был одет как барин — но как барин в воскресный день, собирающийся поработать в саду или покормить собак. Синяя матросская блуза, полотняные брюки, отороченные мехом сапоги.

По-прежнему жизнерадостный, он не выказал ни малейшего удивления при виде троих посетителей.

Убежище медика стоило того, чтобы его увидеть: шале с обстановкой из грубого дерева, с меховыми коврами и чучелами медвежьих голов на стенах. В центре возвышалась гудящая печь, к которой хотелось поднести руки. Комфортабельный приют лесоруба на покое.

Но себя не переделаешь: на стеллаже за письменным столом стояли банки с органическим объектами, плавающими в формалине.

— Могу только восхититься вашей настойчивостью, — заметил Менгерхаузен, словно давно их ждал. — Прошло три года, а вы снова здесь, ищете ответы! В другие времена подобное любопытство стоило бы вам жизни, но сегодня… — Он сокрушенно улыбнулся. — Как ни парадоксально, но сейчас, когда жизнь больше ничего не стоит, появилось больше шансов ее сохранить, проскочить между дождевыми каплями…