Обещания богов - Обещания богов (2022)

Наконец память вернулась. Три убийства. Сюзанна Бонштенгель. Маргарет Поль. Лени Лоренц. Три его пациентки. Три его подруги. Три любовницы… Они приходили в его кабинет, ложились на его диван, чтобы поделиться самым потаенным. Всем трем снился Мраморный человек…

Симон встал и пошел на кухню. Он представления не имел, который час. Стенные часы над газовой плитой ввели его в курс. Одиннадцать утра. Ничего страшного. Сегодня не было назначенных визитов, а насильственная смерть имела одну особенную власть: она отодвигала в тень все другие события в жизни.

Кофе. Мельница. Кофеварка. Рассеянным жестом он включил маленькое радио, отделанное бакелитом, — модель «VE 301» (Volksempfänger[84]), самая дешевая из серии, запущенной в широкую продажу Йозефом Геббельсом, которую в конце концов прозвали «Геббельсовой глоткой».

Внезапно зерна кофе посыпались на пол.

Мельница выпала у него из рук, когда он услышал новость. Этим утром, на рассвете 1 сентября 1939 года, Германия напала на Польшу. Или, вернее, ответила на агрессию, совершенную против радиотрансляционной станции в Глайвице[85]. В ответ на эту провокацию вермахт развернул широкомасштабную операцию, дав отпор на северном, южном и западном направлениях и уже продвигаясь к Варшаве. Только и всего.

Никто никогда не поверит в эту историю с радиостанцией, безусловно от начала и до конца выдуманную Гиммлером и его кликой. Но это детали. Главным было то, что Германия вступила в войну…

Симон как загипнотизированный уставился на рассыпавшиеся по кафелю зерна. Монотонный голос продолжал вещать про «недопустимый акт агрессии со стороны Польши» и «законное право Германии на ответные действия».

Война. Он вспомнил, что Франция и Англия обещали Польше свою поддержку, а значит, обе эти страны также вскоре будут втянуты в военный конфликт.

Господи боже, этим утром, 1 сентября началась Вторая мировая война, ни больше ни меньше.

Он снова открыл окно. Свежесть ливня, серо-голубая картина омытого города, отсвечивающего, как грифельная доска, его успокоили. Он собрал с пола зерна кофе, запустил мельницу и приготовил свой утренний нектар в кофеварке «Bialetti Moka Express».

Внезапно он вспомнил, что у него сегодня встреча за обедом. Грета Филиц. «Бауэрнхоф». В половине первого. Об отмене и речи быть не может. Наоборот, эта встреча станет началом его расследования: Грета хорошо знала жертв.

Он залпом допил чашечку и отправился под душ.

40

Ливень уже прекратился. Только теперь летняя жара дала о себе знать. В еще пропитанном дождем воздухе чувствовалось приближение тяжелой влажной волны, которая надвигалась на Берлин, словно желая удушить его.

Едва Симон вышел из дома, как небо прорезали ревущие самолеты. Война. Господи. Забыть про нее невозможно. На Потсдамской площади он увидел, как движутся войска, направляющиеся на Восток, — бронетранспортеры, крытые грузовики с оборудованием, тягачи с платформами… Все реквизировано для переброски солдат в Польшу.

Под небом, где еще не разошлись грозовые тучи, этот караван выглядел великолепно. Будто нарочно, как раз в этот момент сквозь тучи проглянуло солнце, залив лучами вереницу блестящих от дождя машин. Перст Божий…

Он ждал, что на улицах его встретит настоящий шквал — паники или энтузиазма. Ни того ни другого. Никто не читал газету, застыв посредине мостовой. Никаких стихийно образовавшихся толп, где голоса звучали бы громче, а горячие головы приходили бы в возбуждение. И уж конечно, никаких манифестаций перед вражескими посольствами. Или берлинцы еще не поверили, или поверили уже давно и их реакцией стала усталость.