Обещания богов - Обещания богов (2022)

На мольбертах картины, вернее, рисунки, легкими штрихами изображавшие бледных, чуть ли не прозрачных женщин. Скульптуры не имели к этому отношения: маленькие животные из гипса, бронзы и раскрашенного дерева, водруженные на свои подставки и словно оцепеневшие от головокружения.

Но Бивен смотрел на другое: на стене висела серия гипсовых масок. Обезображенные мужские лица, продырявленная, растрескавшаяся, разъеденная плоть. Чудовищная мешанина из кожи, мускулов и раздробленных, перемолотых, сплавленных костей.

— Я же говорила вам, что Рут работала в Красном Кресте, — повторила Минна. — Это муляжи обезображенных солдат.

— Вы говорили о протезах…

— Именно. С помощью этих муляжей она изготавливала кожаные маски, чтобы…

— Вернуть им человеческий облик?

— Ну да.

Минна прямо-таки воочию видела, словно это отпечатывалось у него на лбу, как в голове у Бивена с молниеносной скоростью одна мысль сменялась другой. Она догадывалась, что при слове «протез» нацист представил себе систему резиновых стяжек и металлических передач, то есть сложные механизмы, позволяющие калекам снова двигать челюстями или просто удерживать выражение лица.

— Вы можете идти? — вдруг спросил он.

— Думаю, да.

— Тогда поможете мне.

— В чем?

— Сейчас объясню, — выдохнул он, протягивая ей пару перчаток.

47

— Что вы здесь делаете?

На пороге его двери стояли Бивен и малышка фон Хассель, по-прежнему прелестная, несмотря на свои шмотки уличного художника.

— У тебя пациентка? — спросил нацист.

— Конечно. А что?

Офицер отстранил его и зашел.

— Отправь ее. Нужно поговорить.

Симон посмотрел, как Минна послушно следует за гестаповцем. Она казалась оглушенной, будто ей на голову свалился кирпич с Рейхстага. Бивен вроде тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Чего от него хотят эти два вестника бедствий в шесть часов вечера?

— Пройдите в приемную, — приказал он.

Он выпроводил пациентку, истеричку из Шарлоттенбурга, беседу с которой он даже не записывал, — одно это показывало, какой интерес она представляла.

Вернувшись, он потупился и некоторое время разглядывал, как грубые сапоги гестаповца попирают его кубистский ковер, а кукольные туфли Минны елозят по симметричным узорам.

— Что случилось? — спросил он.

Симон не был настроен предлагать им кофе или что бы то ни было. Оба промолчали, так и не ответив.

— Ступайте за мной.

Они пришли в кабинет. Бивен с ходу устроился в кресле, Минна легко, как перышко, опустилась на диван. Она выбрала скромную позу: ноги сдвинуты, руки зажаты между коленями. Постарела, но не слишком. На самом деле ее нежная кожа несла следы не столько возраста, сколько разрушительного действия алкоголя и наркотиков.

Симон не устоял перед желанием немного ее подколоть:

— Как поживает наш изувер из Брангбо?

— Спасибо, отлично. А жиголо этих дам?

— Не могу понять, как твои пациенты умудряются выжить после твоих варварских процедур.

— Я, по крайней мере, пытаюсь их лечить. Я не вымогаю у них деньги.

— Эй! — остановил их Бивен. — Вам сколько лет, в конце-то концов? Уж поверьте, у нас есть дела поважнее.

Усевшись за свой письменный стол, Симон прикурил сигарету и водрузил ноги на столешницу — ему хотелось подчеркнуть, что он у себя дома и ситуация под его контролем. Хотя, возможно, он слегка переигрывал.

Десять минут спустя его ноги сами собой опустились на пол, а забытая «Муратти» одиноко потухла в пепельнице.

Бивен только что изложил ему невероятную историю, где переплетались покушение на убийство Минны фон Хассель, убийца с мраморной головой (вполне реальный), другое убийство (на этот раз удавшееся), отправившее на тот свет некую Рут Сенестье, художницу по профессии, которая когда-то изготавливала лицевые протезы для физиономий солдат, изувеченных на Большой войне.