Грозное дело - Сергей Булыга (2015)

– Дура, – сказал Трофим. – Если где ещё такое брякнешь, язык вырвут. Просись в монастырь.

Шереметева чуть слышно всхлипнула. Трофим ещё раз сказал:

– В монастырь! Ибо на воле ты не выживешь – убьют.

Шереметева в ответ заулыбалась. Трофим тяжело вздохнул и вышел.

В сенях его дожидались стрельцы и боярыня. Трофим, повернувшись к ней, сказал:

– Государыню одну не оставляйте. Тронулась.

– А что говорила она? Что говорила? – зачастила боярыня.

– А чего она может сказать? – сердито ответил Трофим. – Обезумела она, вот что, лечить её теперь надо, отпаивать.

И он пошёл, на ходу подумал, что это всё, чем он сейчас может ей помочь. Хоть бы ему кто-нибудь помог! И вышел.

29

Как только Трофим вышел из сеней, к нему сразу подошли двое стрельцов. Трофим их узнал, это были зюзинские. Они молча повели его по переходу, повернули, вышли на крыльцо, сошли с него и повели задами вдоль дворца. День был погожий, морозный. Трофим дышал полной грудью, спешил надышаться. Потом они опять поднялись на крыльцо, опять на медное, пошли знакомыми углами и вскоре вышли к зюзинской стене, постучали к неё, открылась потайная дверь – и Трофим вошёл в неё. Один, конечно.

Посреди хоромины сидел на своей лавке Зюзин, сбоку горел светец, а сам Зюзин держал в руке кочергу – ту самую, царскую – и поигрывал ею. Ага, радостно подумал Трофим, принял-таки Зюзин кочергу, слава Тебе, Господи, и мысленно перекрестился, снял шапку и поклонился великим обычаем.

Когда он распрямился, Зюзин насмешливо сказал:

– Знаю, знаю! Эта дура блаженной прикинулась. Ну, так и будет блаженной. Сама напросилась. Посадим на цепь.

Эх, с досадой подумал Трофим, вот и насоветовал. Язык бы обкусить!

А Зюзин уже продолжал:

– И кочерга твоя – так себе. Тоже невеликая добыча. Знающие люди посмотрели, говорят: бабья работа, хлипкая. Ну да испытаем, ладно. А не покажет никого, мы на тебя покажем. Руку выставь!

Трофим выставил. Зюзин поднёс к ней кочергу, но волоски не дрогнули.

– О! – с досадой сказал Зюзин. – Видишь? Не трещат.

– Так я же не убивал!

– А если задумывал? Чую ведь: задумывал! Вот и должны были трещать. А не трещат. Ну да там дальше посмотрим. Но знай: не найдём никого, я тебя этой самой кочергой…

И тут Зюзин замолчал. Трофим настороженно спросил:

– Так это что, дальше уже не я буду искать?

– А зачем ты нам теперь? У нас теперь есть кочерга вместо тебя.

Трофим закусил губу. А что, подумал он, пускай сами это разгребают, а он, пока не поздно, на коня – и скорей отсюда, домой, в Москву! Но, тут же подумал, а если не найдут здесь никого? Вот тогда ему уже никак не вывернуться, тогда его сразу на кол! И Трофим торопливо сказал:

– Нет! Так нельзя! Вы так никого не сыщете. Это только я могу сыскать. Баба Аграфена так и говорила: эта кочерга мне в руку, только мне! Так она наворожила. Иди, у неё спроси!

– Ну… – начал было Зюзин…

– Дай! – громко сказал Трофим, протягивая руку.

Зюзин взглянул на него, прищурился, сказал:

– Ну, Трофимка, сам на дыбу лезешь. Лезь!

И протянул кочергу. Трофим взял её и тотчас же подумал: дурень, дурень, Зюзин прав, теперь буду один за всё в ответе!

А Зюзин сказал:

– Ладно. Хватит чесать языками. Розыск не ждёт! И вот что я надумал: сделаем это вот как – пойдём в покойную, будем людей вызывать и испытывать. Покойная теперь – огого! Мимо неё ходить боятся. А затащить туда да испытать – всё выложат!

– А затаскивать кого? – спросил Трофим.

– Вот то-то и оно! – воскликнул Зюзин, злобно усмехаясь. – Место там продувное – это при той второй двери, там кто только в тот день ни шастал: и по поварским делам, и по истопничьим, и сторожа, и стрельцы, приживалки… Тьфу! Полдворца смело бери испытывать.

– Так сколько же мы этак будем… – начал было Трофим.

Но Зюзин строго перебил: