Ты мой закат, ты мой рассвет - Айя Субботина (2020)

— Вова что-то обязательно придумает, - говорит ее мать, но тесть берет ее за руку и выразительно сжимает пальцы, привлекая внимание. Минуту она молчит, а потом, сдаваясь, опускает плечи и всхлипывает. Совсем как мой Очкарик вытирает слезы краем рукава.

— Я поговорю с врачом. - все же говорит отец моего Очкарика. - Возможно... Я не знаю...

Уверен, в этом нет необходимости, потому что у моих девчонок и так есть все самое лучшее и необходимое, но не собираюсь мешать тестю делать то, что он привык. Ему так легче.

Когда он уходит, обе матери смотрят на меня с немым вопросом. Понятия не имею, что им сказать.

И не знаю, смогу ли, потому что, когда перед глазами снова появляется образ моей маленькой принцессы в трубках и иголках, вместо всех тех нарядов, которые приготовила Йени, в глотке снова ком. И как бы ни старался - ничего не получается. Всегда умел держать себя в руках, всегда умел отключать эмоции и опираться только на факты, но теперь у меня словно отключили эту функцию.

— Мы назвали ее Ассоль, - говорю с заметным першением в горле. - Йени предложила... когда вез ее в больницу... Мне понравилось.

— Ассоль? - повторяет моя угрюмая мать. И неожиданно улыбается. - Ася?

— Ася, - снова всхлипывает теща. - Я знала, что моя маленькая выдумщица обязательно придумает что-то эдакое.

— До самых родов я думала, что у меня будет девочка, - говорит моя мать. Смотрит на меня и часто-часто моргает, как будто... - В общем, если бы у меня не родился очень крикливый и капризный Антон, то была бы маленькая и милая дочка Асенька.

Это так похоже на то, что она вот-вот расплачется, что мать тут же придумывает отговорку, чтобы сбежать. За кофе в автомат, который видела у входа. Спрашивает, кому принести, и ворчит, что от количества желающих у нее просто отвалятся руки.

Мать Очкарика смотрит на меня с улыбкой и слезами одновременно.

Вот уж у кого нет проблем с выражением чувств.

Прикрывает рот ладонью, чтобы я не видел, насколько широко она улыбнулась.

— Господи боже, я теперь не знаю, как и жить. Буду ведь смотреть на тебя и представлять Асеньку.

Мой отец хмыкает.

Я развожу руками и обещаю, что когда настоящая Ася подрастет, то я обязательно дам ей разок над собой поглумиться и заплести мне бантики, если у нее это получится.

Со стороны может показаться, что мы все здесь немного не в себе.

Где-то в лабиринтах этого медицинского центра на грани жизни и смерти ходит моя жена. Где-то там, в прозрачном боксе лежит моя маленькая принцесса и отчаянно сражается за каждый вдох, изо всех сил цепляясь за жизнь маленькими беспомощными пальцами.

А мы тут улыбаемся.

Шутим.

Ждем, когда перепадет порция кофе.

Как будто происходит что-то рядовое и повседневное.

А на самом деле мы просто слишком сильно боимся потерять тех, без кого наши жизни...

Хорошо, что мать возвращается и вручает мне стаканчик, а то бы меня снова скрутила паника. А глоток обжигающего кофе немного приводит в чувство, шарахая в мозг крепким горелым вкусом зерен.

Это самый херовый кофе, что я пил в своей жизни, но его вкус я запомню намного лучше самого дорого марочного коньяка.

Потому что именно этот вкус остается у меня во рту, когда к нам, в компании отца Очкарика, снова выходит доктор.

Он улыбается. Это вымученная улыбка словно через адскую боль, но шел к нам с таким лицом, если бы собирался сказать что-то плохое.

— Йен стабильна, - без предисловий и долгих киношных вступлений говорит он. Мы все одновременно выдыхаем.

— Завтра или послезавтра ее переведут в палату, и вы все сможете ее навестить. Но! - Каждому из нас он «дарит» строгий взгляд. - Не забывайте, что она еще очень слаба и на восстановление понадобится много сил. И ей сейчас как никогда нужна поддержка и вера, так что все слезы и сопли советую выплакать заранее, а к молодой мамочке пойти с улыбкой. И цветами, кстати.