От первого лица - Михаил Шевелев (2018)

Дом только снаружи казался небольшим и неприметным. Да он, собственно, и был-то, строго говоря, не домом, а холлом перед тремя лифтами. Мы с сопровождающим сели в крайний левый. Пока ехали, я считал этажи. Получилось шесть. Чистое бомбоубежище.

На выходе из лифта обыскали еще раз, намного более придирчиво. По длинному коридору дошли до массивной двери без ручки. Камера под потолком мигнула, и дверь медленно поползла вверх.

Я его не сразу увидел, потому что отвлекся на собак. Их было две. Крупная немецкая овчарка — с ней все было ясно. Тренированная убийца, но без команды с места не двинется, бояться нечего. А вот второй… второй был питбуль. Глаза у него были нехорошие. Безумный у него был взгляд, и зевал он избыточно нервно, часто, с потягом. Это плохой признак, дефектный, такие псы плохо владеют собой, и хозяева им не указ.

— Свои.

Овчарка среагировала мгновенно — потеряв ко мне всякий интерес, она развернулась и ушла в угол гигантского кабинета. Питбуль еще какое-то время таращился на меня, потом издал короткий горловой звук и неохотно последовал за ней.

Он поднялся из-за стола и сделал три шага навстречу. Какое-то время мы молча стояли друг напротив друга.

Телевизор, конечно, великая сила, ничего не скажешь.

Он сильно постарел. Дряблая кожа, ссутуленные плечи, двигается, когда поблизости нет камер, тяжело, шаркает. Есть, похоже, проблемы с коленными суставами, у бывших борцов это обычное дело. Больше всего меня поразили глаза — это был взгляд человека, которого раздирают два прямо противоположных чувства — дикой, нечеловеческой скуки и одновременно — любопытства, вызванного какими-то ужасными предчувствиями.

Ладно, думаю, я, в конце концов, тоже вряд ли похож на Бельмондо в молодости, чего уж там.

— Ну, добрый день, Володя.

— Добрый день.

— Сколько лет прошло?

— Смотря откуда считать.

— С нашей последней встречи.

— Двадцать два. В девяносто шестом случайно пересеклись в коридоре в офисе «Красной горки».

— Да что вы? Не помню, честно говоря.

Мне показалось — не врет. Тогда, в девяносто шестом, я ему был до фонаря. Что было — то прошло. Как и он мне, впрочем.

— Неважно.

— Да, действительно, мы же тут по делу собрались. К старику, знаете ли, без дела вообще уже никто не заходит — проведать, узнать, как самочувствие, просто поболтать…

Я бы, думаю, с удовольствием зашел к тебе без дела. Просто с конвоем. Но сейчас, как говорится, не об этом.

— Приступим?

— Давайте. Я предлагаю пройтись по списку и договориться пофамильно. Будем называть вещи своими именами — кого сдаем, кого бережем.

А потом обсудим тех, кого в списке нет, но чья судьба нас волнует. У вас свои, у меня свои, все верно?

— Согласен.

Он достал старомодную папку с бумагами и извлек оттуда список, о котором шла речь. Когда-то я знал его наизусть. Я, собственно, его и составлял. Самый крупняк, тридцать позиций. Нет, смотри-ка, не забыл, всех помню… Поехали, говорю.

— Поехали, поехали… кто куда… о-хо-хо, что же это творится-то, ведь всю отечественную элиту сейчас погубим… лучших людей, не к ночи будь помянуты.

Со списком мы закончили через сорок минут.

— Вроде всё?

— Вроде да.

— Теперь давайте по нашим персоналиям.

— Давайте. Моих, собственно, немного. Студёнова Марина Евгеньевна. За вами числится, как я догадываюсь.

Тут он оживился.

— Ну да, ну да. Эксцесс исполнителей. Не могу же я за всеми уследить на каждом углу. Вы бы знали, Володя, с какими идиотами приходится работать. А других где взять? А вы всё демонизируете, всё думаете, мы исчадия… проще надо, проще… обычные люди, придурков полно вокруг.

Студёнова, говорю, Марина Евгеньевна.

— Ну что вы заладили, честное слово. Все с ней уже в порядке, жива и здорова ваша Марина Евгеньевна. Вот, смотрите.