После меня - Линда Грин (2018)

Поезд поворачивает на большой скорости, и мужчина, стоящий рядом со мной, невольно делает шаг назад и наталкивается на меня. Он бормочет извинение. Я сдвигаю руку чуть в сторону по поручню, чувствуя, что моя ладонь потеет. Я пытаюсь смотреть в окно, но то, что я за ним вижу, начинает проноситься мимо уж слишком быстро. Я перемещаю свое внимание обратно внутрь вагона: смотрю вниз, на пол, и пытаюсь определить на глаз, какой размер обуви у стоящих рядом со мной людей. Я замечаю, что у одной женщины очень маленькие ступни – может, третьего размера. Или даже меньше. У мужчин это определить труднее, особенно если размер – от девятого до одиннадцатого. У парня, стоящего напротив меня, туфли с длинным носком. Возможно, двенадцатый размер, хотя из-за длинного носка такие туфли всегда кажутся большего размера, чем они есть на самом деле.

Я поднимаю взгляд, когда поезд дергается. Что-то не так – я это чувствую. Я делаю шаг в сторону стоп-крана. Машинист ведет поезд на слишком большой скорости. Обычно поезд так сильно не дергается. Возможно, машинист еще молод и делает это ради собственной забавы. Некоторые парни из моей школы совершают подобные глупые поступки, когда ездят на мопедах. А может, машинист уже очень пожилой и сейчас засыпает, не чувствуя при этом, что поезд чрезмерно набирает скорость.

Я чувствую, что так вспотела, что одежда на спине у меня уже мокрая. Я слышу свое дыхание – быстрое и неглубокое. Если мимо будет проходить проводник, я спрошу у него, в чем проблема. Может, он пойдет и выяснит. Я смотрю сначала в одну сторону, потом в другую, но проводника нигде не видно. Он, возможно, в другом конце поезда. Проверяет там билеты. И не обращает внимания на то, что происходит. Пройдет целая вечность, прежде чем он окажется здесь, возле меня. И будет уже слишком поздно. Я перестаю держаться за поручень и делаю еще один шаг в сторону стоп-крана. Никто вокруг меня, похоже, ничуть не обеспокоен. Все они слишком заняты тем, что разглядывают что-то в своих телефонах, а потому ничего вокруг не замечают. Поезд снова дергается и, похоже, еще больше ускоряется. Никто другой не собирается это сделать. Значит, придется мне. Я вытираю рукой пот со лба, а затем вытираю ладонь о свою юбку. Я слышу, как колеса стучат о рельсы, они уже неуправляемые. Поезд вот-вот сойдет с рельсов, если я это не сделаю.

Я резко двигаюсь всем телом вперед, хватаюсь рукой за стоп-кран и поворачиваю его. Тормоза визжат, вагон сильно дергается, и поезд останавливается. Люди переводят взгляд со своих мобильных телефонов на меня. Какой-то мужчина кричит: «Эй, что ты, черт тебя побери, делаешь?» Я улыбаюсь ему, зная, что я спасла его, спасла себя, спасла всех. Другие люди начинают кричать, ругаться и показывать на меня пальцем. Я опускаюсь на корточки, дрожа при мысли о том, как близко мы находились от катастрофы. Я все еще сижу на корточках, когда приходит проводник. Я сижу на корточках и зову маму.

Анджела

Воскресенье, 25 декабря 2016 года

Я всегда любила Рождество. Столько воспоминаний о том, как Ли просыпался в три часа ночи и нырял руками в глубину мешка с подарками от Санта-Клауса. Он всегда почему-то начинал именно с глубины мешка, а не сверху. Саймон не утруждал себя тем, чтобы понаблюдать при этом за Ли, а вот я не упустила бы этот момент ни за что на свете. Дети ведь растут очень быстро. Не успеешь оглянуться, как они уже становятся раздражительными подростками, которые в рождественское утро не спешат даже подняться с постели.